Комфронта оглянулся на меня пару раз, покивал, потом хлопнул Аркадия по плечу и тот вернулся ко мне.
– Сказал, подумает, но вроде как не против.
А через пару минут я увидел, как всё завертелось со страшной силой. Как чертик из ящика, появились начальник корпусной разведки и начарт. И нашлись срочно два расчета батальонных минометов 82 мм и еще люди, которые потащат на себе боеприпас, и группа разведчиков, которые поведут минометчиков в тыл, и еще всякое, по мелочам. Предварительная разведка сегодня ночью, а основная операция – сразу после них, как только сведения подтвердятся. Тут уже пошли тонкости, куда шагает первая группа, а куда – вторая.
Короче, как у графа Толстого, который зеркало революции.
* * *
Когда Кирпонос решил, что он достаточно насмотрелся на передний край, все вернулись к штабу корпуса. Мы с Аркадием оказались пока не нужны командующему и я смог даже покемарить немного. Потом приехал командарм Костенко, и совещание продолжилось в штабной мазанке. Матюги кончились и до нас доносились довольно-таки спокойные беседы, хотя свои решения комфронта продавливал и таким образом. Крутой все-таки мужик – что-то в его голосе было… сопротивляться особо не хотелось. Никому спуску не дает. Затянулось это до вечера, как раз смеркаться начало. Командарм уехал, ему недалеко было, а нам уже пришлось бы в темноте добираться.
Переночевали на КП корпуса. Эмилию подселили к медсанбату, а мы с Аркадием и водителем Охрименко расположились в одной половине хаты, а комфронта – в другой. Поужинали просто, что удалось урвать у местных, то и на стол пошло. Бутерброды, которые мне с собой Вера дала, как-то внезапно кончились еще днем, оставив только приятный колбасный запах на руках, да и тот почему-то быстро исчез.
Так что у нас было пшено без ничего и жиденький супчик. Всё это принес Аркадий, гордо водрузив на стол. Мне казалось, что комфронта и получше покормить могли бы, но Масюк, будто уловив эту мысль, тихо мне объяснил:
– Командующий в войсках ест то же, что и все. А если кто пойдет разносолы искать, того на передовой враз забудут, без него уедут. У нас такого не было, конечно, но Михаил Петрович предупредил, а мы проверять не стали.
Охрименко молча встал, вышел, и вскоре вернулся, водрузив посреди стола что-то, завернутое в холстину. Торжественно, как на параде, он начал потихонечку разворачивать сверток. Наверное, чтобы мы с Аркадием в должной мере впечатлились. Внутри лежал малюсенький кусочек сала, размером с пару спичечных коробков. Ну ладно, чуть больше, но до трех не дотягивал.
– Ну ты, Гриша, и жук, – присвистнул Масюк. – Мы тут, значит, насухую давимся, а ты такое богатство от коллектива заныкал! Петину колбасу трескал и спасибо не сказал, а сальце собирался втихую под подушкой в одно лицо захомячить?
Водитель молча достал из-за голенища ножик, порезал сало на три части и раздал участникам.
– Ешь уже, борец за справедливость товарищ Масюк, – проворчал он, когда Аркаша, схватив свое сало, откусил чуть не половину порции. – Сам на стол, кроме трепотни, ни хрена не добавил. Хоть бы цыбули головку за день нашел.
Заснули не то что голодные, но и не очень сытые. Ничего, утром назад, там что-то и перехватим. Хотя в прифронтовом Киеве с едой… вот только пайки и спасают.
Ночью, после быстрого переругивания с постовым, к нам бесцеремонно вломился, подсвечивая себе дорогу «летучей мышью», посыльный.
– Соловьев кто? – спросил неизвестный, невидимый за светом фонаря.
– Тут я, – спустив ноги на земляной пол, я протер глаза.
– Собирайтесь, в штаб вызывают. Я провожу.
Ну, голому одеться… Через пять минут меня уже подводил к штабной избе молоденький лопоухий парнишка. |