С аварийным люком повезло, я влез в него почти сразу, совсем немного провозился. В танке я сразу закашлялся: казалось, из воздуха тут можно добывать порох. Кое-как добрался до того люка, что над радистом-стрелком, открыл его. Хоть дышать стало легче. По броне опять со звоном ударило, но пробития не случилось.

Вдохнул пару раз свежий воздух, полез доставать наших.

Копейкин скользнул вниз почти без помех. Осколком ему попало в висок, разворотив череп. Даже удивиться не успел, умер мгновенно. Видать, не сильно грешил, хорошую смерть принял.

– Антонов, ты где? – проорал я, высунувшись в люк на корпусе.

– Здесь, тащ старший…, - раздался голос из воды. Похоже, он остался стоять там, где я его и оставил.

– Сюда давай, быстрее, – поторопил я его. – Лезь сюда, принимай Копейкина.

Подняв неожиданно легкое тело наводчика, я подал его в люк.

Немцы оживились, обстрел усилился. КВ опять превратился в колокол. Повалил какой-то дым.

– Принимай, что ты там тормозишь? – спросил я, когда так и не дождался помощи.

– Так он же… он мертвый…, - в голосе Антонова послышалась начинающаяся паника.

– Антонов! – рявкнул я из танка.

– Я, тащ старший лейтенант! – отозвался он совсем другим голосом.

– Слушай мою команду! – продолжил я. – Принять тело товарища!

– Есть принять! – и тело Копейкина поползло в люк. За ним я вытащил труп Максимова. У лейтенанта была практически оторвана голова.

Я уже начал примеряться, как мне лучше вытащить Нургалиева – я все его никак не могу нащупать. Дыма в танке стало больше, он начал так прилично чадить. Внутри и раньше нечем дышать было, а сейчас едкий дым просто выжигал легкие изнутри.

Антонов оттащил тело Копейкина к берегу, взял Максимова.

– Тащ, лейтенант, вроде немцы… в нашу сторону едут…

Я наконец, зацепил Нургалиева, дернул его в люк – он застрял. Огонь добрался до чего-то горючего, танк вспыхнул. На меня пыхнуло жаром, я заорал, изо всех сил дернул труп.

Нургалиев вывалился безвольной куклой из люка, я, периодически ныряя в воду, потащил его к берегу. Вспыхнувший танк сильно задымил и эта завеса прикрыла нас с Антоновым от обстрела. Я все ждал, когда он взорвется, постоянно готовясь погрузиться в реку, но КВ, даже умирая, спасал нас.

Оганесян тоже помог. Пулемет не смолкал и немцы перенесли обстрел на окоп.

Мы вытащили трупы на берег, ползком начали перетаскивать их к зарослям слева от позиции. Деревья были изрешечены осколками, лесу здорово досталось от перелетов.

– Оганесян! – заорал я – Давай за нами!

Мехвод прекратил стрелять, немцы тоже притихли.

Мы смогли подняться на ноги, в три приема перенести тела вглубь лесочка. Появился шатающийся Оганесян, бледный, словно смерть.

– Думал все, конец мне! – бессильно прохрипел он, опускаясь на траву и вскрикнул, заметив наконец, тела: – Ой! Лейтенанта убило… И Нургалиева…

– Копейкин тоже погиб. Смертью храбрых. До последнего стрелял, – буркнул Антонов падая на траву рядом с нами. Я сдернул с него гимнастерку, осмотрел торс. Много мелких осколков от брони пробило форму, впилось ему в тело.

– Сейчас, подождите, – я рванул обратно к реке, почти ползком добрался до окопчика. Выкинул в воду затворную раму МГ, прихватил вещички. Вернувшись к бойцам, ножом разрезал парашют, перевязал Антонова.