Полученные сведения вынуждали нас отправиться в Тунис, причем Каир мы должны были покинуть уже назавтра, так как времени было в обрез. Но для нашего успокоения нам сказали, что Малыш Хантер чувствовал себя очень хорошо, причем находился со своим спутником в очень дружеских отношениях. Сходство этих двух людей было поразительным, тем более, что они были одеты в совсем одинаковые костюмы.

Вечером мы прогулялись до «Отель д’Ориент», в котором я останавливался прежде. Какой-то особой цели у меня не было, просто я охотно возвращаюсь туда, где уже бывал прежде. Мы зашли в ярко освещенный сад и сели за пустой стол, пожелав выпить по стакану лимонада. Нас заметили, так как Виннету, распустивший свои длинные волосы, бросался в глаза.

В саду были расставлены столы, за которыми находилось множество гостей, радовавшихся прохладному вечернему воздуху. На довольно значительном расстоянии от нас сидел господин, судя по одежде — мусульманин, который при нашем появлении встал. Он подошел ближе, потом еще ближе и все время не спускал с нас глаз. Видимо, он уже видел меня в этих краях. Я перестал обращать на него внимание. Тогда он наполовину откинул капюшон своего светлого хаика с головы, подошел совсем близко, положил мне руку на плечо и поприветствовал на чистейшем языке индейцев-техуа:

— Озенг-ге та, мо Олд Шеттерхэнд!

Это означало: «Добрый вечер, Олд Шеттерхэнд!» Потом он положил свою руку на плечо апача и повторил свое приветствие, изменив на этот раз имя:

— Озенг-ге та, мо Виннету!

Араб знал нас. От изумления я даже подскочил на стуле и спросил на том же самом индейском диалекте:

— To-а о ссе?

Тогда он ответил по-английски:

— А ну, отгадай, старый убийца львов! Мне и в самом деле интересно, захочешь ли ты узнать меня по голосу!

— Эмери! Эмери Босуэлл! — закричал я, совсем откидывая капюшон и обняв его за плечи. Он также обнял меня, прижав к своей могучей груди, и сказал с умилением в голосе:

— Как я тосковал по тебе, старина! Ты бы никогда не напал на мои следы. И вот теперь мы встретились в этом благословенном саду. Этого хотела кисмет, и у меня тоже появилось единственное желание: чтобы мы не сразу расстались. Ты согласен?

— Охотно, дорогой друг! Значит, ты сразу же узнал нас обоих?

— Тебя сразу же, но вождь очень изменился в новой одежде. Кто бы мог в таком непривычном обличье узнать величайшего и знаменитейшего воина апачей. Это необычная удача встретить в далекой Кахире Виннету. Я так удивился, что не поверил бы себе, не имей я таких зорких глаз. Дело должно быть весьма необычным и очень важным, если вождь решился поменять Льяно-Эстакадо на Ливийскую пустыню, а Скалистые горы — на древний Мокаттам.

— Да, это так. Садись к нам, и ты узнаешь про это дело.

Он приказал официанту принести за наш столик свой шербет и еще один стул и уселся рядом с нами.

Кто бы подумал о том, что именно сегодня я встречусь со своим добрым товарищем, смелым и непобедимым, знакомым мне по прериям и Сахаре! И у меня были все причины радоваться этой встрече. В это охотно поверят те читатели, которые знакомы с моим рассказом «Гум». Позвольте мне повторить здесь то, что я там написал про своего приятеля:

«На той стороне океана, на Диком Западе, я встретил человека, который так же, как и я, только лишь из страсти к приключениям отважился проникнуть в мрачные и полные опасностей глубины Индейской территории и во всех трудных ситуациях оставался мне верным другом и помощником.

Сэр Эмери Босуэлл был типичным англичанином, гордым, благородным, холодным, скупым на слова, отважным до удали, исполненным присутствия духа, сильным бойцом, опытным фехтовальщиком, метким стрелком и притом готовым на самопожертвование, если потребуется помочь другу.