Мы держались на таком расстоянии, что могли догнать караван не больше, чем за пять минут. К полудню, как и предсказывал Плейер, мы приехали в довольно широкую долину, которая через какое-то время снова становилась узкой. Мы увидели, что фургоны следуют один за другим. Впереди ехали пятеро краснокожих всадников, а белый в одиночку замыкал караван. Так как я уже снял предыдущий пост, то пленением проводников решил заняться Виннету, для чего он взял с собой десяток мимбренхо. Оставив нас, он поскакал со своими людьми вперед, пронесся справа и слева от повозок и, обогнув краснокожих, остановился. Мы увидели, что они приготовились защищаться, но оружие их, пики и томагавки, явно не могло противостоять ружьям наших мимбренхо, не говоря уж о Серебряном ружье Виннету. Раздались выстрелы. Караван остановился. Слуги — то ли от испуга, то ли от ярости — заорали, а белый сразу же развернул свою лошадь, надеясь удрать. Но тут он увидел нас, закрывавших ему путь к отступлению, и галопом помчался влево.

Нам он был не нужен. Уйти далеко он не мог и должен был остановиться ради спасения своей жизни. Что ему, неопытному, одинокому человеку, делать в этих горах? Мой конь был самым быстрым, и я помчался за беглецом. Оглянувшись, он заметил это и погнал свое животное с еще большей скоростью. Но это ему не помогло, вскоре я настиг его, подогнал своего вороного к его лошади, вырвал у него из рук поводья, а потом, остановив наших лошадей, спросил:

— Куда это вы направились, сеньор? Какие могут быть основания для такой спешки?

Это был еще довольно юный худощавый мужчина, профессию которого можно было определить по лицу. Вооруженный до зубов, он тем не менее протянул ко мне обе руки и умоляюще протянул:

— Не убивайте, сеньор, не убивайте! Я же ничего вам не сделал! Я даже не защищался — так пощадите же мою жизнь!

— Не надо бояться, сеньор! У нас нет намерений подвесить вас за воротник — это грозит только пяти вашим индейцам.

— А мне ничего не будет? — спросил он, глубоко вздохнув и смахнув со лба капельки холодного пота.

— Нет, милый юноша, вам ничего не будет. Ваша драгоценная жизнь, наоборот, очень дорога нам, с вашей головы ни волоска не упадет. Возвращайтесь же без опаски к своим фургонам!

Тем не менее он очень недоверчиво и с сомнением посмотрел на меня и сказал:

— Кто же вы такой?

— Очень известный в этих местах человек. Пока что больше я вам ничего не скажу. Но ваши юма — негодяи, которых мы должны взять в плен. Итак, поехали!

— Хорошо, я вам поверю и вернусь, так как я предполагаю, что… о, Боже! Что я вижу! Вон они лежат все пятеро на траве… расстреляны, умерли, убиты!

К сожалению, это оказалось правдой, краснокожие были мертвы. Я бы их пощадил, но мимбренхо не сделали им снисхождения.

— Их расстреляли, потому что они схватились за оружие, — объяснил я юноше. — Если бы они сдались, кровь бы не пролилась.

— Тогда я настойчиво прошу вас, сеньор, подтвердить, что я и не думал браться за оружие!

— Да, это я подтвержу сотней клятв. Вы же действительно проявили такое миролюбие, отказавшись от всякого сопротивления. Как вас, собственно говоря, зовут-то?

— Называйте меня дон Эндимио де Саледо и Коральба!

— Для краткости я буду вас называть сеньор Эндимио. Прошу вас еще сказать мне, чем вы занимаетесь?

— Я купец.

— Вот как! А что же вы делаете у этих фургонов? Нанялись старшим кучером?

— Вовсе нет, сеньор! Как вы могли подумать, что дон Эндимио де Саледо и Коральба может унизить себя до того, чтобы стать кучером! Я представляю здесь в качестве специального уполномоченного сеньора Манфредо, купца, поставившего товары, находящиеся в этих фургонах.