Это было противоестественно, но это было – Сергей вспоминал юность, с которой распрощался, как ему казалось, лет пятнадцать назад. А юность его была угарна, хмельна, загульна, женолюбива и прекрасна. Был он когда‑то отчаянным малым, бузотером, вольнодумцем... Все прошло, уплыло вместе с годами, хотя... какие там годы – между тридцатью и сорока, разве ж это годы!
Он одолел‑таки стакан, опустошил до донышка. И долго не мог отдышаться. По мозгам ударило почти сразу, голова отяжелела, зато мысли стали более расторопными, шустрыми. Сергей придвинул к себе листы, с ходу вычеркнул еще пятерых, лишь после этого протянул руку за сыром, откусил немного и стал медленно, со вкусом жевать.
Когда на листах осталось не больше двадцати фамилий, Сергей застыл с ручкой в руке – он уже не мог с полной уверенностью вычеркнуть ни одного из претендентов на роль трупа, лежавшего у сугроба. Пришлось достать чистенький листок и перенести всех туда. Каждую фамилию Сергей расположил в отдельности, обвел квадратиком... На этом дело окончательно застопорилось.
Он протянул руку к бутылке... и удивился ее тяжести. Поднес «бомбу» к самым глазам. И чуть не выронил ее из руки – «бомба» была полна! Черная маслянистая жидкость, именующаяся «солнцедаром», плескалась аж в самом горлышке, будто бутыль только что откупорили. Вот это был номер! Похлеще тех, что откалывали подруженьки‑забавницы на столе!
Рука дрогнула. И большая капля вина упала на лист, растеклась бурым дурно пахнущим пятном. Сергей лизнул пятно языком – вкус был обычный. Он чуть отхлебнул из горлышка – опять‑таки все в норме: тормозуха как тормозуха, крепкая, мерзостная, вонючая. Сергей решил, будь что будет. И налил полный стакан, выглушил его одним залпом. Но бутыль при том на стол не поставил, так и держал в руке.
В голове загудело сильнее. По телу разбежался живительный огонь. Но сейчас Сергей не прислушивался к себе, он заглянул в горлышко «бомбы». Там все было в порядке – зелье плескалось именно на том уровне, на каком и должно было плескаться при нехватке двух стаканов.
– Померещилось! – проговорил Сергей вслух. И поставил бутыль.
Список он крутил и так и этак, даже переворачивал вверх ногами. Но ничего не помогало – любой из претендентов годился на роль трупа. Оставался самый простой способ – по порядку обзвонить каждого. Сергей поплелся в прихожую – телефон стоял там. Набрался терпения. Двенадцать человек отозвались сразу, их пришлось вычеркнуть. Оставшиеся восемь молчали. Круг сужался. Еще немного, и он будет у цели!
Сергей вернулся в комнату. Взялся за бутыль. Она опять была полна. Так сходят с ума, подумалось ему. И ведь не пьян, совсем не пьян – что такое два стакана, пустяки! Вспомнился нелепый сон‑бред про подворотню, про длинного и карлика... Но он ни с чем не вязался, и Сергей отмахнулся от него. Нет, надо было выяснять, в чем дело! Иначе и свихнуться недолго.
– А, была не была! – почти выкрикнул он.
И налил стакан. Выпил. Еще налил. И опять выпил. Без малейшего промежутка во времени налил третий, потом четвертый. Бутылка опустела. Зато Сергея чуть не вывернуло наизнанку. Он еле сдержался.
Голова сильно кружилась, перед глазами все мелькало – так в общем‑то должно было быть после шести стаканов, выглушенных практически один за другим. Но Сергея почему‑то напугало это состояние. Он подумал, что отравился. Он вспомнил, что слыхал где‑то, будто при отравлениях бывают иногда слуховые и зрительные галлюцинации. Наверняка и с ним происходит нечто похожее, наверняка, тормозуха его выбила из колеи!
Надо было бежать в ванную, совать пальцы в рот, пить побольше воды с содой, чтоб вырвало, чтобы прочистить желудок и пищевод... Но Сергей вместо этого плюхнулся на диванчик и заскрипел зубами. Ему что‑то не хотелось бороться за свою жизнь.
С кухни, из репродуктора доносилось надрывное:
– Раздайте патроны, поручик Голицын!
Корнет Оболенский, надеть ордена!
Сергей зажал уши. |