– Защити меня от этого все боги! Нет, я просто был слишком занят прошлой ночью, чтобы выпивать. Я пришел, чтобы поговорить с тобой насчет моего расследования.

– Замечательно. А то день уже начинал казаться скучным… Пошли со мной.

Мы вошли внутрь и отыскали скамью под одним из кипарисов. Асклепиад смахнул с нее несколько листьев, и мы сели.

– Теперь расскажи мне всё.

Я пересказал ему описанные Клодией симптомы, которые были у Целера перед кончиной, и он внимательно меня выслушал.

– Боюсь, это очень мало мне дает, – сказал наконец медик. – Мне хотелось бы посовещаться с Аристоном из Ликии, но ты, возможно, слышал, что его больше нет.

– Чистая правда. Я сам надеялся тщательно его расспросить. Не только насчет событий, сопутствовавших смерти Целера, но и о том, лечил ли его Аристон при каких-нибудь других обстоятельствах. Клодия необязательно должна была об этом знать.

– Супруги были не очень близки?

– Честно говоря, именно так.

– Мне не очень нравился Аристон. Он слишком любил деньги и в погоне за ними мог сбиться с прямой дороги Гиппократа.

– У меня тоже имелись подозрения насчет этого человека.

Я рассказал Асклепиаду об убийстве Гармодии и об одном беспокоящем меня обстоятельстве: убийство произошло незадолго до того, как Аристон, предположительно, утонул.

– Ты, случайно, не обследовал его тело после того, как его нашли? – спросил я.

– Нет. Я присутствовал на его похоронах, но ничто не указывало на преступление, поэтому все мы решили, что он попросту утонул. На голове у него была рана, но все подумали, что он свалился с парапета и ударился головой об одну из опор моста, прежде чем угодить в воду. Это случилось после пира, и, если он слишком много выпил, такая судьба не давала повода для подозрений.

– Аристон был нашим семейным врачом, но вряд ли я когда-нибудь с ним встречался. Он, наверное, лечил мою мать во время ее последней болезни, но я тогда находился в Испании.

– Ты бы запомнил его, если б увидел. Это был заметный человек, очень высокий и худой, и он улыбался чаще, чем требовалось, чтобы продемонстрировать дорогостоящую работу египетских дантистов.

Все во мне запело, как спущенная тетива.

– Египетских дантистов?

– Да. Вот тут, – Асклепиад оттянул пальцем свою нижнюю губу, – у него было два искусственных зуба, скрепленных золотой проволокой. Превосходная работа, могу добавить. Никто в Риме не обладает таким мастерством. Для этого нужно отправиться в Египет, и Аристон любил напоминать людям, что читал лекции в Александрийском музее. Как и я, – самодовольно добавил врач.

Но я уже не слушал. Я поднял руку, заставив его замолчать, и рассказал о том, что узнал от Аскилты, а он только что не хлопал в ладоши и не потирал их, ликуя. Потом, конечно, ему понадобилось вытянуть из меня остальную историю, и при каждом новом ужасном откровении он смеялся. Иногда я гадал – что за человек этот Асклепиад?

– Изумительно! – провозгласил он. – Не просто убогое отравление, а древний культ с человеческими жертвоприношениями и грязная политика в придачу!

– Не говоря уж о том, – сухо заметил я, – что теперь, похоже, в дело вовлечен врач.

Лицо моего собеседника сразу стало угрюмым.

– Ну да, это довольно постыдно. Аристон куда сильнее сбился с пути Гиппократа, чем я подозревал.

– А что насчет яда, который Аскилта назвала «другом жены»?

– Я никогда о таком не слышал, но нет медицинских причин, почему он не может существовать. Наличие в нем одной наперстянки не сделает его сильным.