-  Некролог на Евгения Петровича, - прояснил Хвощ. - Еще визировать надо, он ведь тоже в центральные газеты пойдет. Садитесь. - Он указал на стул, отодвинул машинку. - Вы не представляете, что у нас сегодня творилось, сплошная драма. Восемь сотрудников отправили домой из-за сердечных приступов, инфарктную «неотложку» загоняли. Из этих восьми у пятерых раньше сердце никогда не болело… так подействовало. Женщины плачут, вокруг уныние, растерянность. Директор и его первый зам один за другим, это ж надо!.. Простите, я отвлекся: о чем вы хотели поговорить?

    -  Да все о них же. Прежде всего нельзя ли познакомиться с личными делами Тураева и Загурского?

    -  Можно, конечно, только сейчас в отделе кадров уже никого нет. Завтра подъедете или пришлете кого-нибудь.

    -  Так… А кто еще, кроме них, был причастен к разработке проблемы времени?

    -  Проблемы времени?.. - Степан Степанович потрогал пальцем щеку, задумчиво возвел и опустил очи. - Если иметь в виду тот аспект, что придал ей Александр Александрович: сведение пространства и времени в единый четырехмерный континуум… вы это имеете в виду? - Стась кивнул. - …то только они двое и занимались. Первая стадия самого что ни есть глубинного поиска, техническим исполнителям в ней делать нечего. Если говорить еще точнее, то занимался этим, вел тему сам Тураев. Мыслью никто за покойным Алексадром Александровичем угнаться не мог, это все мы сознаем и об этом ныне скорбим. Без академика Тураева-младщего наш институт превращается в заурядное академическое заведение и, боюсь, ему грозит скорый закат… - Он вздохнул. - Люди теперь начнут уходить, вот увидите.

    -  А если бы был жив Загурский, институту не грозил бы закат? поинтересовался Стась: его задело, что Хвощ молчаливо отодвигает симпатичного ему Евгения Петровича на задний план.

    Ученый секретарь поиграл бровями, дернул правым, затем левым углом рта - и ничего не ответил.

    -  Нет, а все-таки, - настаивал Коломиец. - Ведь насколько я понимаю, они были равноправными соавторами, один без другого не обходился.

    -  «Насколько вы понимаете!» - ядовито произнес Хвощ. - «Равноправными соавторами»!.. Равноправными - да, но не равно-возможными. Между тем не права, а именно возможности человека к творчеству определяют его реальную роль в науке и реальный вклад! - Степана Степановича прорвало. - Александр Александрович был талант, может быть, даже гений… хотя о таких уровнях интеллекта я судить не берусь. Ученые старшего поколения, сотрудничавшие с ним, называли его знаете как? - одаренный лентяй. Он таким и был, сам говорил, что предпочитает выдумывать свои теории, а не изучать чужие, - пусть его учат. И учили! И долго еще будут. А Загурский… что Загурский! Неспроста ведь в нашем институте - да не только в нем, вообще в физических кругах - гуляет афоризм: «Не у всякого Загурского есть свой Тураев, но у каждого Тураева есть свой Загурский». И если смотреть прямо, то исключительная позиция, которую занимал Евгений Петрович в работе с Тураевым, во многом получалась не из-за его талантов, а благодаря умению корректно, но старательно оттеснять других от творческого общения с Александром Александровичем. Не худших его!.. - Хвощ покосился на недопечатанный некролог, помолчал, потом сказал спокойным голосом: - Оно, может, и неуместно сейчас так говорить - ну, да ведь вам нужны не заупокойные реляции, а знать все как есть.

    «Все как есть… вот и знаю обойденного Загурским соперника.