Бакань дочитал листки, молвил: «Да, действительно…» - и положил. Старик Канцеляров, всегда старавшийся выручить начальство и к тому же сильно уважавший науку, взял один листик, повертел в руках, взглянул на просвет - и спросил Мельника:

    -  Может… на спектральный анализ их дать, а?

    -  Та-ак, один высказался, - грустно комментировал тот. - Кто следующий?

    -  Может, там шифровка какая-то? - столь же наобум брякнул Кандыба.

    -  Именно что шифровка, Нестор Семенович, - подхватил Мельник. - Только не в тривиальном детективном смысле, а в ином: идеи и знания, воспринимаемые людьми, в этом вопросе достаточно компетентными, и не воспринимаемые, или, скажем иначе, безразличные всем иным. Так, значит? Вот эти идеи и воздействовали на потерпевших, а возможно, и на автора их - как… - Андрей Аполлонович замолк, в затруднении повертел пальцами. - Действительно - как?

    -  Как психический яд, - сказал вдруг Стась.

    -  Возможно. Это уже нечто, так, значит! - Мельник одобрительно кивнул Коломийцу, затем устремил свой пронзительный взгляд в дальний угол комнаты, где поодаль от всех сидел худощавый мужчина с нервным надменным лицом судпсихиатр Никонов. - А почему безмолвствует наш выдающийся специалист по судебной психиатрии? Кирилл Романович, это ведь по вашей части: существуют психические яды?

    Теперь все смотри на Никонова. Тот опустил глаза, поднял кустистые брови, лоб его наморщился.

    -  И да и нет, - ответил он. - Как образное понятие. И то скорее в беллетристике, чем в психиатрии. Например, массовая реклама. Или поп-музыка. И тому подобное. Их именуют «психическими ядами», оболванивающими массы потребителей. Но… но! - от этого еще никто не умер. Реальные же яды, которые расстраивают здоровье и психику, медикаментозны. А не информационны.

    -  Понятно, - сказал Мельник. - А какое ваше мнение по существу данного дела? Уж вам-то грех отмалчиваться, Кирилл Романович, я на вас сильно рассчитываю.

    Никонов, не поднимая глаз, чтобы не видеть немилых его сердцу сотрудников следственного отдела (они его вышучивали), потянулся через стол, придвинул папки с личными делами Тураева, Загурского и Хвоща, раскрыл, стал сравнивать фотографии. Воцарилась тишина.

    -  Ага… Вот у этого есть, - пробормотал судебный психиатр. - И у этого. Правда, не столь выражена.

    -  Что - есть? - нетерпеливо подался к нему Мельник.

    -  Складки Верагута. На обоих, между прочим, глазах.

    -  Где? Где? - оживились сотрудники, сгрудились около Никонова, рассматривали фотографии. Действительно, верхние веки и у Тураева, и у Загурского имели характерные для людей с психически восприимчивой, ранимой натурой складки, скошенные вниз и к вискам.

    -  Верно. Смотри-ка, а мы и не заметили, - сказал Кандыба.

    -  А вот у Хвоща нет, - сказал Стась.

    -  Так ведь Хвощ умер от инсульта, а они - так, - сказал Ба-кань.

    -  А на паспортной так вроде и у Хвоща есть, - сказал Канцеляров. - Или это ячмень, а, Кирилл Романович? Не разберу.

    Никонов молчал, только зыркал на всех исподлобья затравленно.