– Регина, - позвал он дрожащим голосом, - ты где?

    Она появилась чистенькая, без бинтов, лишь с небольшим пластырем на лбу, да и тот постаралась замаскировать локонами, опустив их на лоб.

    – Ого, - сказала она одобрительно. - Сам картошку чистишь! Вот это мужик.

    – Регина, я должен был погибнуть вместе с Вадимом.

    Она сразу посерьезнела.

    – Ладно, не стоит об этом. Ты весь побелел. Не вспоминай.

    Он выудил из буфета коньяк. Регина взглянула подозрительно, но мужик вроде не бабник, что пытается подпоить, чтобы добыча была податливее.

    Она выпила, не поморщилась, только надолго задержала дыхание. Ели торопливо, молча. Коньяк немного оглушил, мышцы стали расслабляться, но в какой-то момент он взглянул на палец, снова ощутил, как сжало холодом сердце, сказал хрипло:

    – Давай еще?

    – Можно, - кивнула она.

    Мужик явно из непьющих, тех за версту видно. А этот и разлить не умеет, бутылку открывал, словно задачу по физике решал. И не нахальный. Редкость в наше время, это не шоферюга - тем не препятствуй сразу…

    Его передернуло от второй рюмки, а она свою осушила, опять не дрогнув, чтобы не уронить честь женщин перед этим якобы сильным полом.

    Потом расправились с плавлеными сырками. Она смотрела выжидающе, однако он не стал включать телевизор, хотя мог бы похвастать - марка новейшая, вон еще видеомагнитофон - под него девок легко размораживать, однако этот чудак снова взял нож, пристально посмотрел на нее. Ей стало страшно.

    – Регина, - сказал он хриплым голосом, - я сам себе не верю… Посмотри!

    Он зажмурился, вытянул палец и приложил к нему лезвие ножа. Она видела, как он жутко побледнел, крикнула испуганно:

    – Перестань! И не пей больше.

    Лезвие чиркнуло по пальцу. Порез был неглубоким, но Сергея Сергеевича чуть не стошнило, хотя он все время отворачивал голову. Регина, чувствуя жалость пополам с брезгливостью от такой немужской слабости, вскочила, чтобы поискать бинт, ее глаза не отрывались от неглубокой ранки, и она отчетливо видела, что кровь выбрызнула из стенок появившегося микроущелья, но заполнить не успела: через доли секунды края ранки сошлись, мелькнул белый шрамик, который тут же исчез.

    Она недоверчиво взяла его за кисть, потрогала палец, потерла кожу в месте пореза. Розовая и нежная, как у младенца.

    – Так получилось и там? - спросила она тихо.

    Он кивнул. Руки его тряслись. Она взяла стакан, хотела налить воды - так сделал следователь в одном кино, где преступница закатила истерику, но бутылка с остатками коньяка была ближе.

    Он выпил залпом, поперхнулся. Она постучала по спине, он беспомощно шарил по воздуху, и она сунула в его ищущие пальцы огурец. Он торопливо откусил, и снова она подумала, что шоферюга запустил бы этим огурцом в нее за такую шуточку.

    – Значит, - сказала она медленно, - если ты сейчас, скажем, вывалишься из окна… или на тебя обрушится потолок… с тобой ничего не случится?

    Он опасливо выглянул в окно, словно уже забыл, что живет на четырнадцатом этаже, судорожно проглотил комок в горле:

    – Думаю, что да. Но я не хотел бы пробовать.

    – Это понятно, - воскликнула она, стараясь его успокоить. В голове же пронеслись картины: как бы подержала руку над газовой горелкой, потом через окно на асфальт… и многое другое перепробовала бы! Эх, что за мужики пошли.