Тут Ма Гань сказал, что ему нужно сходить по малой нужде, и нырнул в черноту стройплощадки. Он настолько привык соблюдать приличия, что, несмотря на ночную темень, решил уединиться, чтобы справить свои дела. Именно в этот момент произошло неожиданное. Ма Гань вдруг завалился в темноте, грохот был такой основательный, что я перепугался и ринулся к нему, чтобы помочь встать. Но едва я забежал внутрь, как наткнулся животом на какой-то предмет. Только оказавшись на земле, я обнаружил Ма Ганя. Я никак не мог осознать, что мой живот уже был проткнут ножом. Это произошло настолько быстро, что я даже не испытал боли. Тут из моего живота кто-то вытянул нож, и я почувствовал, как что-то вытекает из меня, что-то обжигающе-горячее. Я даже ощутил резкий запах соленой рыбы. До меня никак не доходило, что именно происходит. Только когда нож вонзился в мою шею, я вдруг прозрел. Я не кричал. Я понимал, что истекаю кровью, она изливалась черным потоком, стремительно, мощно, обжигающе. Я даже слышал, как с тихим шипением кирпичи впитывают стекающую на них жидкость. Человеческое существо, по сути, такое зыбкое, уже через какое-то мгновение ноги мои совершенно ослабли. Я лежал ничком в самом углу, меня охватила сильная боль: яростная, до зубовного скрежета. Я широко открыл рот и вонзился в кирпич. Я понимал, что это сделал Ма Гань, исключено, чтобы кто-то другой. Но я не понимал почему. Пока я мучился от острой боли, мне больше всего хотелось выяснить, почему он это сделал. Мне хотелось спросить его об этом. Я стал хватать ртом воздух, я даже попытался двумя руками заткнуть свою рану, но напрасно: десяти пальцев не хватало, чтобы зажать этот фонтанирующий поток. От крови все мои руки стали липкими, пальцы стали похожи на скользких рыб. Я услышал, как в моей шее лопнул какой-то пузырь. Я старался дышать изо всех сил, но воздух куда-то пропал. Из-за острой нехватки кислорода человек начинает терять надежду. А вот рана моя дышала, ее края пульсировали. Собрав последние силы, я повернулся, мне хотелось посмотреть на Ма Ганя. Но я ничего не увидел. Ночь – это не только промежуток во времени, в первую очередь это эффект полной потери зрения. Ма Гань начал своим ножом отрезать мне руки – непонятно, зачем ему это понадобилось. Затем этот же нож стал отделять мою голову. Спасибо Всевышнему, что я уже ничего не чувствовал. Моя голова оказалась в руках у Ма Ганя. Я вытаращил глаза и увидел, как взошло мое соленое солнце, его лучи испускали запах соленой рыбы. Своими ушами я еще смог услышать, как Ма Гань погрузил мои руки и голову в мешок. В полиэтиленовый мешок. Вот какой финал предложил мне этот мир – размещение в полиэтиленовом мешке.
Актриса
1 Па этом банкете Цяо Бинчжан практически никого не знал. Уже где-то ближе к концу он понял, что напротив него сидит директор табачной фабрики. Цяо Бинчжан отличался высокомерием, но директор ему в этом не уступал, поэтому их взгляды практически не пересекались. Только когда кто-то почтительно поинтересовался у господина Цяо, выступал ли он где-то в последние годы, на что он ответил отрицательно, вся компания присутствующих поняла, что перед ними не кто иной, как известный в театральных кругах актер Цяо Бинчжан, исполнявший роли лаошэнов [22] . В начале восьмидесятых он пользовался достаточно большим успехом, тогда с утра до вечера из всех транзисторов слышались его арии. В честь него сразу зазвучали тосты, окружающие, посмеиваясь, отмечали, что у нынешних актеров лицо известнее, чем имя, а имя известнее, чем голос, а директора труппы Цяо это обошло стороной. На все это Цяо отвечал приятным смехом. И тут сидевший напротив толстяк обратился напрямую к Цяо Бинчжану с вопросом: – А нет ли у вас в труппе актрисы Сяо Яньцю? Опасаясь, что Цяо Бинчжан может не знать Сяо Яньцю, директор табачной фабрики, высокий грузный мужчина, добавил: – В семьдесят девятом году она играла роль Чанъэ [23] в пьесе «Побег на Луну». |
