Чуньлай поступила в театральное училище в возрасте одиннадцати лет и со второго по седьмой класс по пятам ходила за Сяо Яньцю. Все, кто был знаком с Сяо Яньцю, знали, что Чуньлай для нее не только ученица, она практически стала ее дочерью. Сначала Чуньлай училась не на цинъи, а на хуадань [40] , но затем ее силком забрала к себе Сяо Яньцю. На самом деле цинъи и хуадань – это две совершенно разные роли, просто из-за того, что в настоящее время любителей пекинской оперы стало меньше, многие привыкли называть поголовно всех молоденьких персонажей «хуадань». Такого рода путаница, безусловно, сказалась на последующем упрощенном подходе к опере. Если же вникнуть в этот вопрос глубже, то мы выясним, что создавшаяся неразбериха на совести знаменитого актера Мэй Ланьфана. Знающий и талантливый мастер, Мэй Ланьфан в ходе многолетнего сценического опыта синтезировал воедино арии и средства актерской выразительности этих двух амплуа, создав совершенно оригинальную их разновидность – хуашань [41] . В появлении новой роли хуашань проявился новаторский творческий дух Мэй Ланьфана, вместе с тем у последующих поколений возникли дополнительные трудности относительно верного дифференцирования амплуа цинъи и хуадань, четкие границы которых в их понимании стерлись. К примеру, возьмем так называемое выражение «четыре великих дань» [42] . На самом деле весьма опрометчиво было объединять всех четверых под одним этим названием, к ним должна применяться такая формулировка, как «два известных дань и два великих цинъи». Благо еще, что музыкальная драма пришла в упадок и стало уже не суть важным, как различать амплуа цинъи и хуадань. Однако, с другой стороны, для театроведов и артистов такое упрощение внесло изрядную путаницу, ведь цинъи – это все-таки цинъи, а хуадань – это хуадань. Их костюмы, вокально-декламационные, пластические и мимические выразительные средства отличались друг от друга, как небо и земля, это были два цветка, распустившиеся каждый на своем стебельке, которым было уже не дано расти вместе.

У Чуньлай имелись свои причины, чтобы выучиться на роль хуадань. К примеру, у хуадань в ритмизованной речи используется возвышенная и четкая «пекинская декламация», в то время как у цинъи рифмованный речитатив отличается тягучестью и непрерывностью, поэтому при отсутствии перевода на современный язык и текста на экране восприятие на слух становится сложнее, чем просмотр пиратского диска. Одним словом, вокально-декламационный язык, используемый персонажем цинъи, нельзя назвать членораздельным. Еще большие различия у этих амплуа наблюдаются при исполнении арий. Пение хуадань напоминает своим звучанием живой, жизнерадостный хит без особых голосовых переливов. При этом персонаж может задействовать пластические средства, помогая себе прыжками. Благодаря этому такое пение воспринимается как бойкий и прелестный щебет воробышка. Совсем другое пение у цинъи, там даже один слог выводится позвучно, со всевозможными перекатами, при этом задействовано минимум пластики: одна рука замирает у актера на животе, а другая – просто что-то изображает в воздухе. Персонаж стоит пошатываясь и приподняв вверх мизинец, не прекращая протяжного завывания. За это время можно уже сходить в туалет, справить там все свои малые и большие нужды, подтереться, наконец, а актер будет по-прежнему выводить все тот же единственный слог. В этом кроется и причина депрессии, которую переживает китайская драма, из любителей амплуа цинъи осталось всего-навсего несколько старичков-пенсионеров из числа кадровых работников.