|
Неверно это. И никогда это не будет верно. Космос всегда будет космосом, а человек всегда остается всего лишь человеком. Он будет только становиться все более и более опытным, но никакого опыта не хватит, чтобы чувствовать себя в космосе как дома… По-моему, Шурик и Мари так ничего и не нашли в космосе, во всяком случае, ничего такого, о чем стоило бы рассказать хотя бы за столом в кают-компании.
- Но зато они были счастливы, - сказала Майка, не оборачиваясь. - Почему ты так думаешь? - Иначе бы они вернулись! Зачем им было что-то искать, если они и без того были счастливы? - Майка сердито посмотрела на Вандерхузе. - Что вообще стоит искать, кроме счастья? - Я мог бы тебе ответить, что тот, кто счастлив, ничего и не ищет, - сказал Вандерхузе, - но я не подготовлен к такому глубокому спору, да и ты тоже, как ты полагаешь? Рано или поздно мы начнем обобщать понятие счастья на негуманоидов… - На борту! - раздался голос Комова. - Смотреть внимательно! - Именно это я и хотел сказать, - проговорил Вандерхузе, и Майка снова отвернулась к экрану. Теперь мы смотрели на экран все втроем. Солнце было совсем низко, оно висело над самыми вершинами, и на сопках уже лежали тени. Ярко отсвечивала посадочная полоса, шапка пара над болотом казалась теперь тяжелой и неподвижной, а верхушка ее, через которую пробивался солнечный свет, сделалась пронзительно-фиолетовой. Все вокруг было очень неподвижно, даже Комов. - Пять часов, - негромко сказал Вандерхузе. - Не пора ли нам обедать? Геннадий, как вы будете есть? - Мне ничего не надо, - сказал Комов. - Я захватил с собой. А вы поешьте, потом может стать не до того. Я поднялся. - Пойду готовить. Какие заказы? И тут Вандерхузе сказал: - Вижу! - Где? - сейчас же спросил Комов. - Идет к нам по берегу, со стороны айсберга. Градусах в шестидесяти влево от вашего направления на корабль. - Ага, - сказала Майка. - Я тоже вижу! Действительно, идет. - Не вижу! - нетерпеливо сказал Комов. - Дайте координаты по дальномеру. Вандерхузе сунул лицо в нарамник дальномера и продиктовал координаты. Теперь и я увидел: вдоль самой кромки черной воды, не спеша, словно бы нехотя, брела к кораблю зеленоватая, скособоченная фигурка. - Нет, не вижу, - сказал Комов с досадой. - Рассказывайте мне. - Н-ну, значит, так… - начал Вандерхузе и откашлялся. - Идет медленно, смотрит на нас… в руках охапка каких-то прутьев… Остановился, поковырял ногой в песке… Бр-р-р, по такой холодине - нагишом… Пошел дальше… Смотрит в вашу сторону, Геннадий… Любопытно, анатомия у него не человеческая, точнее, не совсем человеческая… Вот опять остановился и все время смотрит в вашу сторону. Неужели вы его не видите, Геннадий? Он же прямо у вас на траверзе, к вам он сейчас ближе, чем к нам… Пьер Александрович Семенов, космический Маугли, приближался. Сейчас до него было метров двести, и когда Майка давала на мониторе увеличенное изображение, можно было рассмотреть даже его ресницы. Заходящее солнце как раз проглянуло в промежуток между двумя горными пиками, снова стало совсем светло, длинные тени протянулись вдоль пляжа. Это был ребенок, мальчишка лет двенадцати, угловатый подросток, костлявый, длинноногий, с острыми плечами и локтями, но этим сходство с обычным мальчиком и ограничивалось. |
