-  А вы что думаете, Стась? - спросил Комов, не оборачиваясь.

    -  Ничего, - коротко сказал я и вернулся на свое место.

    На самом деле я, конечно, думал, у меня мозги скрипели - так я думал, но придумать ничего не мог. Больше всего мне это напоминало формалистический рисунок пером.

    -  Да, не много мы узнали, - проговорил Комов. - Даже шерсти клок оказался никудышным…

    -  Охо-хо-хо-хонюшки, - проговорил Вандерхузе, тяжело поднялся и вышел.

    Мне тоже очень хотелось выйти и посмотреть, как там Майка. Но я взглянул на хронометр - до конца передачи оставалось еще минут десять. Комов шуршал и возился у меня за спиной. Потом рука его протянулась через мое плечо, и на пульт передо мной лег голубой бланк радиограммы.

    -  Это объяснительная записка, - сказал Комов. - Отправьте сразу же по окончании передачи записи.

    Я прочел радиограмму.

    ЭР-2, КОМОВ - БАЗА, ГОРБОВСКОМУ. КОПИЯ: ЦЕНТР, БАДЕРУ. НАПРАВЛЯЕТСЯ ВАМ ЗАПИСЬ С ПЕРЕДАТЧИКА ТИПА Т. Г. НОСИТЕЛЬ МАЛЫШ. ЗАПИСЬ ВЕЛАСЬ С 13.46 ПО 17.02 БВ. ПРЕРВАНА ВСЛЕДСТВИЕ СЛУЧАЙНОГО ВКЛЮЧЕНИЯ ЛАМПЫ-ВСПЫШКИ ПО МОЕЙ НЕБРЕЖНОСТИ. СИТУАЦИЯ НА НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ НЕОПРЕДЕЛЕННАЯ.

    Я не понял и перечитал радиограмму еще раз. Потом я оглянулся на Комова. Он сидел в прежней позе, положив подбородок на сплетенные пальцы, и смотрел на обзорный экран. Не то чтобы горячая волна благодарности захлестнула меня с головой. Нет, этого не было. Слишком мало симпатии испытывал я к этому человеку. Но должного ему нельзя было не отдать. В такой ситуации не всякий поступил бы столь же решительно и просто. И неважно, собственно, почему он так поступил: потому ли, что пожалел Майку (сомнительно), или устыдился своей резкости (более похоже на правду), или потому, что принадлежит к руководителям того типа, которые совершенно искренне считают проступки подчиненных своими проступками. Во всяком случае, для Майки опасность птичкой вылететь из космоса существенно уменьшилась, а позиции и реноме самого Комова заметно ухудшились. Ладно, Геннадий Юрьевич, при случае это вам зачтется. Такие действия надлежит всячески поощрять. А с Майкой мы еще поговорим. Какого дьявола, в самом деле? Что она - маленькая? В куклы она тут играть решила?

    Автомат звякнул и выключился, я взялся за радиограмму. Вошел Вандерхузе, толкая перед собой столик на колесах. Совершенно бесшумно и с необыкновенной легкостью, которая сделала бы честь самому квалифицированному киберу, он поставил поднос с тарелками у правого локтя Комова. Комов рассеянно поблагодарил. Я взял себе стакан томатного сока, выпил и налил еще.

    -  А салат? - огорченно спросил Вандерхузе.

    Я покачал головой и сказал в спину Комову:

    -  У меня все закончено. Можно быть свободным?

    -  Да, - ответил Комов, не оборачиваясь. - Из корабля не выходить.

    В коридоре Вандерхузе сообщил мне:

    -  Майка обедает.

    -  Истеричка, - сказал я со злостью.

    -  Напротив. Я бы сказал, что она спокойна и довольна. И никаких следов раскаяния.

    Мы вместе вошли в кают-компанию. Майка сидела за столом, ела суп и читала какую-то книжку.

    -  Здорово, арестант, - сказал я, усаживаясь перед ней со своим стаканом.

    Майка оторвалась от книжки и поглядела на меня, прищурив один глаз.

    -  Как начальство? - осведомилась она.

    -  В тягостном раздумье, - сказал я, разглядывая ее.