С кем он только не был знаком в те незабвенные годы молодости! С Фрейдом, Бэконом, Спенсером, даже с малышом Хокни. Они стали знаменитостями, он – нет. А затем вдруг обнаружил в себе совсем особый и выдающийся талант. Пусть он не мог создавать оригинальные работы, которые охотно раскупали бы любители живописи. Зато он способен создавать шедевры, написанные другими.

Он изучил старинную технику живописи, состав красок, которыми пользовались несколько веков назад. Знал, что в темперу надо непременно подбавлять яичный желток, умел искусно состарить любую работу с помощью чая и вина. Но, к сожалению, сам вскоре охладел к чаю и всем напиткам стал предпочитать именно вино.

Он успел создать свыше сотни полотен, писал и маслом по дереву, копировал самых разных мастеров от Веронезе до Ван Дейка. Буквально накануне того дня, когда его схватили, похвалялся тем, что до обеда может состряпать вполне приличного Матисса.

Творить после обеда стало теперь проблематично. И виной тому, как он сам выражался, был его «маленький друг». Этот приятель и возлюбленный Колли был рубинового цвета, жидкий и произрастал на холмах Бордо. Наверное, и попался Бернсайд только потому, что пытался продать что‑то нарисованное после обеда.

Весь возмущенный и униженный мир искусств требовал наказать мошенника по всей строгости закона. И Колли увезли в огромное серое здание с решетками на окнах, где тюремщики и прочие нехорошие и злые дяденьки приняли его с распростертыми объятиями.

Понадобилось немало лет, чтоб распознать, сколько именно творений Бернсайда украшают стены галерей и домов любителей изобразительного искусства. А самому Колли обещали изрядно скостить срок, если он скажет им все. Отсидев положенное, он вышел из тюрьмы и оказался в полном забвении. Единственным источником скудного заработка были наброски и скетчи, которые он рисовал на улице и продавал туристам.

На встречу со стариком Бернсайдом Бенни захватил Трампи, считая, что эти двое скорее найдут общий язык. И они его нашли, два отвергнутых таланта. Колли Бернсайд внимательно слушал и смаковал настоящее французское «От Медок», которое принес ему Бенни. Оно разительно отличалось от дешевого чилийского «Мерло», что он привык покупать в магазинах системы «Теско».[5]

– Чудовищно, просто чудовищно, мой дорогой мальчик, – заметил он, когда Бенни закончил свое повествование, а Трампи подтвердил, что у него украли целых два миллиона. – И они еще смеют называть меня мошенником! Мне с этими акулами не по пути! А что касается дней давно минувших, так я от этих дел давно отошел. Да и годы уже не те.

– Ваши услуги будут оплачены, – сказал Трампи.

– Оплачены?

– Пять процентов, – сказал Бенни.

– Пять процентов от чего?

Бенни подался вперед и зашептал ему на ухо. Красные ревматические глазки Колли Бернсайда оживились и повеселели. И перед ними возникло волшебное видение – бутылка «Шато Лафит» с жидкостью темно‑гранатового цвета, мерцающей и переливающейся в отблесках каминного пламени.

– Да за такие деньги, мой дорогой мальчик, я выдам вам настоящий шедевр. Не один, целых два шедевра! То будет лебединой песней Колли. И пошли все к дьяволу!

Попадались знатокам картины, такие древние и писанные маслом на таких старых досках, что на них с трудом можно было обнаружить хотя бы фрагмент оригинальной краски, а потому они ничего не стоили. А вот доска, на которой их некогда писали, определенную ценность представляла. Именно такую доску и удалось приобрести Бенни за время долгих блужданий по бесчисленным лавкам, претендующим на звание антикварных, хотя никакого антиквариата там не было и в помине, а торговали они просто всяким старым хламом.

В аналогичном заведении он приобрел за десять фунтов совершенно безобразный натюрморт маслом в викторианском стиле.