Взятая напрокат машина перегрелась, пришлось оставить ее на стоянке за городскими стенами. И вот теперь они были вынуждены спешить к своей цели от самого Порта Оливе.
И вполне естественно, что вскоре они заблудились в лабиринте улиц, возникших пятьсот лет тому назад. Бежали, спотыкаясь и оскальзываясь на раскаленных булыжниках, жар, казалось, проникал сквозь подошвы. Время от времени скотовод из Канзаса слегка склонял голову набок и прислушивался, в надежде уловить гул толпы, чтоб было ясно, в каком направлении следует двигаться дальше. В такие моменты его полная супруга догоняла его и стояла, обмахиваясь путеводителем.
– Подожди же меня! – жалобно восклицала она, снова пускаясь вдогонку за мужем между кирпичными домами, видевшими самих Медичи.
– Давай поживей, дорогая, – бросал он через плечо. – Иначе мы пропустим парад.
Он был прав. В четверти мили отсюда Пьяцца дель Кампо уже окружали плотные толпы в надежде увидеть начало парада в средневековых костюмах, где будут представлены все семнадцать гильдий Сиены, некогда правивших этим городком. Согласно традиции, десять из семнадцати представителей контраде должны были проскакать на лошадях и доставить в здание ратуши пестрое знамя, то есть Палио. Но сначала – парад.
Американец вычитал все это из путеводителя в гостинице накануне вечером.
– «Контраде, или районы Сиены, были созданы в конце двенадцатого, начале тринадцатого века», – прочитал он вслух жене.
– Это было еще до Колумба? – недоверчиво возразила она, словно до путешествия великого Христофора, устремившегося на запад в поисках забвения или вечной славы, на земле вообще ничего не существовало.
– Именно. Это было в 1192‑м. За три века до Колумба. Здесь говорится, что начали они с сорока двух контраде, триста лет спустя их стало уже меньше, двадцать три. А в 1675‑м – ровно семнадцать. Вот их‑то мы и увидим завтра.
На площади показались первые участники пышной процессии – ярко разодетые барабанщики, музыканты и люди со штандартами, из задних рядов их не было видно, и зрители тянули шеи. Шестнадцать дворцов, окружавшие площадь, были увешаны флагами и знаменами, у окон и на балконах толпились десятки счастливчиков. Сорокатысячное население городка приветствовало начало шествия радостным ревом.
– Прибавь шагу, дорогая! – крикнул американец жене, услышав, как взревела толпа. – Мы проделали дальний путь, чтоб увидеть все это. Вот уже показалась эта чертова башня.
И действительно, впереди, над крышами домов, виднелся шпиль башни Манджиа. И тут вдруг жена споткнулась и упала, подвернув ногу в нелепой босоножке на платформе. Вскрикнула и рухнула на булыжную мостовую. Муж обернулся, увидел и подбежал к ней.
– Что ж ты наделала, милая? – озабоченно хмурясь, он склонился над ней.
Она впилась пальцами в лодыжку.
– Кажется, ногу подвернула, – сказала она и заплакала. – Все начиналось так хорошо – и вот, пожалуйста, такая неприятность.
Муж осмотрелся по сторонам, но все старинные деревянные двери были наглухо заперты. В нескольких ярдах виднелась арка в высокой стене, там, по всей видимости, начиналась новая улица. В арку врывались яркие лучи солнца, впечатление создавалось такое, словно она открывается в небо.
– Давай попробуем дойти туда, найдем местечко, где можно тебя усадить, – сказал он.
Поднял жену с мостовой, и она, хромая и опираясь о его руку, побрела к арке. Арка выходила в вымощенный плитами двор с кустами роз и – о, благословение господне! – мраморной скамьей в тени у стены. Американец подвел свою половину к прохладной скамье, на которую она и опустилась со вздохом облегчения.
В полумиле от них последние ряды демонстрантов покидали Пьяцца дель Дуомо, а головная часть колонны появилась на Пьяцца дель Кампо. |