Пинфины не смели, не хотели, не желали даже думать о бегстве. Здесь они сыты, здоровы…

    Тарумов махнул рукой.

    «Постерегите вещички, - показал он им. - А я прогуляюсь в сторону этой насыпи, - он глянул на верхушку пестроклетчатого минарета, добавляя про себя: если мне это позволят. - Кстати, из вас никто не боится вот этой штуки?»

    «Нет. Она же не живая».

    «Ах, как же вы наивны, братцы вы мои плюшевые. Не живая! И я туда же - чего я там боялся, когда обнаружил, что меня обобрали и ободрали? Лап?»

    Не того боялся. Самое страшное - не руки, не лапы. Манипуляторы.

    Он кромкой воды подошел к насыпи. Крутенько, да и метров пять-шесть, но поверхность под проклятой вездесущей тиной явно неровная - значит, можно забраться. Но отложим.

    Решетка тяжелых ворот была покрыта коротеньким буроватым мхом, осыпавшимся под пальцами. Забавно, первое исключение. А что там сзади?

    Да то же самое, только… Далеко, не разглядеть. Изумрудная дымка скрадывает очертания, но там, на горизонте, - строения весьма причудливых очертаний. Даже, можно сказать, настораживающих. Они сливаются в один массив, но это явно отдельные башни, напоминающие…

    Нет, показалось. И туман сгустился - проступают лишь неясные контуры, пирамида какая-то. Может быть, храмовый комплекс. А может, все-таки…

    Он простоял еще минут пятнадцать, всматриваясь в густеющую на глазах дымку. Нет, надо вернуться к озеру и дожидаться погоды. Похоже, что перед ним опускают занавес, как только он начинает проявлять слишком пристальное внимание к тому, что лежит за пределами отведенной им лужи с прилегающими угодьями.

    Но башню он осмотрит.

    Тяжелая дверь - не то камень, не то строительный пластик подалась на удивление легко. Тарумов боком проскользнул внутрь башни-туры, ошеломленно огляделся.

    Машинный зал. Вернее, распределительный. Трубопроводы баранки штурвалов, двулапые рубильники, глазастые выпуклые индикаторы, у которых по окружностям бегают разноцветные точечки. Поверхность стен разделена на несколько секторов, каждый окрашен в свои цвет. Пожалуй, самый нейтральный цвет здесь сиреневый. На этом секторе два рубильника, два штурвала, пять индикаторных плафонов, но светятся только четыре. Что-то вроде реостата.

    Ну, была не была…

    Он повернул правый штурвал градусов на тридцать. Пошло легко. И тотчас же мигание световых блошек на одном из плафонов замедлилось. Так, а теперь выйти вон (если выпустят) и поглядеть не приключилось ли чего.

    Он вышел беспрепятственно, и тут же до него донеслись пронзительные визгливые звуки, словно кто-то приподнял за хвостики сразу несколько поросят. Ну, так и есть - это полюгалы, которые отменнейшим стилем «дельфин» мчались к берегу и выбрасывались на траву.

    Сергей подошел к прибрежным камням, осторожно потрогал босой ногой воду - ну, конечно, похолодала градусов на десять. Бедные крокодильчики, не схватили бы пневмонию. Он вернулся и поставил штурвал в прежнее положение. Огоньки забегали проворнее.

    До чего же все примитивно! Любое мало-мальски разумное существо может регулировать параметры внешней среды. Хотя может быть, остальные сектора предназначены для чего-то другого. Но раз сюда впускают и отсюда выпускают, то разберемся в этом в следующий раз. Сейчас - общая разведка.

    Он медленно прошел мимо бурой решетки, глянул сквозь переплетенье толстенных брусьев. Смутная громада неведомого сооружения едва угадывалась за туманом. Если бы ему не посчастливилось заметить ее полчаса назад, сейчас он вряд ли обратил бы внимание на это темное расплывчатое пятно.