Демократические силы России
были маргинализованы и вытеснены на периферию, российский законодательный орган превратился в рутинный штемпелевочный механизм, послушно
утверждающий любые указы Кремля. Никакая реальная оппозиция там была невозможна. И лидер «партии власти», ставший, разумеется,
председателем Государственной Думы, имел все основания заявить, что «парламент – это не место для дискуссий».
Далее были откорректированы законы о выборах, о средствах массовой информации, об общественных организациях, права которых были значительно
сокращены, о российских губернаторах, ныне, фактически напрямую, назначаемых из Кремля, и весь этот комплекс политических мер был обозначен
как «суверенная демократия».
Вот теперь можно было заняться делом. В России начали возникать гигантские корпорации, бравшие под контроль целые отрасли российского
производства: авиастроение, судостроение, коммунальное хозяйство, перспективные инновационные технологии. Причем, в отличие от западных
корпораций, которые возникали сами собой и значит вынуждены были существовать в острой конкурентной борьбе, российские корпорации
создавались исключительно государством, а потому сразу же наделялись колоссальными привилегиями. Известный петербургский экономист писал:
«Образуются эти корпорации примерно так. Берется большой пакет государственных активов, к нему присоединяются частные (покупаются,
разумеется, но только попробуй им не продай!), а затем все это объявляется госкорпорацией, которой управляет уже не правительство, а
ответственные товарищи, назначаемые лично президентом РФ. За безубыточность эти новообразования не отвечают и банкротству не подлежат. Зато
щедро накачиваются бюджетными средствами».
Или, как писал другой известный экономист: «Суть этой модели – в государственном перераспределении ресурсов «своим». Ее главный принцип –
приватизация прибылей, национализация убытков: «своим» предоставляются все возможные льготы, «чужим» – налоговые претензии, завышенные
требования и ограничения».
Иными словами, доходы госкорпорации в основном оставляют себе, а убытки, если они случаются, перекладывают на государство.
Любопытно, что россияне против этого не протестовали. Во-первых, разумеется, мало кто понимал, что в действительности происходит: для этого
надо было владеть основами экономической аналитики, а во-вторых, «золотой дождь», начавший орошать Россию вместе с ростом цен на сырье, не
оставался целиком в социальных верхах, часть его просачивалась и вниз: экономика России стабилизировалась, доходы россиян неуклонно росли,
перед ними, как им казалось, открывались вполне благоприятные перспективы. К тому же ощутимо подрос и международный статус России, голос
«энергетической сверхдержавы» начинал звучать все более громко, уверенно, «в полный рост». Это создавало ощущение психологического
комфорта: нас уважают, с нами считаются, мы более не являемся предметом сочувствия или насмешек.
По сравнению с хаосом недавних реформ это было несомненное достижение. Россияне вновь почувствовали себя гражданами сильной и великой
страны. Ничего удивительного, что они дружно голосовали за «партию власти»: пусть лучше так, чем то, что было всего лишь несколько лет
назад.
В общем, все были более-менее удовлетворены. «Верхи» пилили бюджет, становясь постепенно миллионерами и миллиардерами, взрастая, ширясь и
утверждаясь в среде глобальных элит, а «низы», куда часть «опилок» все-таки просып_а_лась, согласны были это терпеть, лишь бы избежать
потрясений и нищеты. |