Она пристально наблюдала за мной, собака — тоже. Глаза у нее стали хитрыми и подозрительными, а у собаки — просто умоляющими.
Наконец я отважилась:
— Послушайте, я вышла без денег…
Она недоверчиво скривила губы. Потом злобно дернула за веревку, обмотанную вокруг собачьей шеи, и та жалобно тявкнула.
— Тихо ты! — отрывисто бросила она, и собака опять съежилась, глядя на меня.
Я раздумывала. Что, если попросить эту женщину подождать здесь, пока я съезжу домой за деньгами? А может быть, она разрешит мне взять собаку, а потом зайдет за деньгами в Глен Хаус? Но я знала, что ничего из этого не получится: ведь она доверяла мне не больше, чем я ей.
И вот тут-то, как чудо, и появился Габриел. Он ехал галопом через вересковое поле к дороге, и, услышав топот копыт, мы обе — женщина и я — обернулись, чтобы посмотреть, кто там едет. То, что он был на черной лошади, оттеняло цвет его светлых волос. Мне сразу бросилось в глаза, что он блондин, и поразила его элегантность. На нем было темно-коричневое полупальто и бриджи из отличной ткани и прекрасного покроя. Когда он приблизился к нам, меня заинтересовали черты его лица, и это объясняет все мои дальнейшие поступки. Когда я сейчас думаю обо всем этом, мне кажется странным до невозможности то, что я остановила незнакомого человека и попросила одолжить мне один шиллинг, чтобы купить собаку. Но он явился (как я потом сама ему рассказывала) как рыцарь в сверкающих доспехах, как Персей или же — как святой Георгий.
Его тонкие черты несли печать задумчивой грусти, и это заинтриговало меня, хотя в нашу первую встречу это было не так очевидно, как потом.
Я окликнула его, когда он выехал на дорогу.
— Остановитесь, пожалуйста, на минутку.
Я произнесла это, сама удивляясь своей смелости.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Да, собака с голоду умирает.
Он остановился и, оценивая ситуацию, поочередно оглядел меня, собаку и цыганку.
— Бедняжка, — сказал он. — Она совсем плоха.
Голос у него был сочувственный, и я сразу оживилась, так как почувствовала, что не напрасно просила о помощи.
— Я хочу купить ее, — объяснила я. — Но, к своему стыду и огорчению, выехала из дома без денег. Вы не могли бы одолжить мне шиллинг?
— Послушайте, я ни за что не продам ее, — занудила женщина. — Ни за какие шиллинги, нет. Моя собачка хорошая. Зачем это мне ее продавать?
— Но вы же готовы были продать ее за шиллинг, — возразила я.
Она покачала головой и притянула собаку к себе. А я опять ощутила прилив жалости, когда увидела, с какой неохотой подчиняется ей маленькое забитое существо. Я умоляюще посмотрела на молодого человека. Он, улыбаясь, спешился, сунул руку в карман и сказал:
— Вот вам два шиллинга за собаку. Хотите — берите, хотите — нет.
Женщина не могла скрыть охватившего ее восторга при виде такой большой суммы. Она протянула грязную руку, и он грациозным движением бросил деньги ей на ладонь. Потом взял у нее веревку, и она быстро убралась, будто боясь, что мы передумаем.
— Спасибо, — воскликнула я. — Ах, спасибо вам!..
Собака немного поскулила — я думаю, от удовольствия.
— Прежде всего, надо накормить ее, — сказала я, слезая с лошади. — К счастью, у меня есть пирожок с мясом.
Он кивнул и, взяв у меня из рук поводья, отвел наших лошадей с дороги. Я взяла собаку, и она даже слегка завиляла хвостом. Потом я села на траву и вытащила из кармана пирожок. Я кормила собаку, та с жадностью ела, а молодой человек стоял неподалеку и держал лошадей. |