Оба, и брат и сестра, собирались поступать в Гарвард. Сэм обладал ангельским голосом, пел в хоре и был необыкновенно сердечен и ласков, за что все его любили. А чем могла похвалиться она? Детьми. Мужем. Домом. Фактом, что училась в Редклиффе двадцать лет назад. Ну и что? Кому до этого дело? Кто об этом знает? Кто помнит? Ей осталась лишь одна надежда, причем очень маленькая и иллюзорная. Да и как ее осуществить? Как? Живя здесь, где она всем нужна. Но нужна ли в самом деле? У них есть Агнес... С Олли она так поступить не может...
Сара грустно улыбнулась про себя, глядя, как собака, которую Агнес выпустила на улицу, с лаем носится по снегу. Они так счастливы. Все, даже Агнес. Почему же ей так тоскливо на душе? Что ушло? Что она потеряла? Чего никогда не имела? Чего желала теперь? Чего‑то. Всего. Она желала всего‑всего. Славы. Успеха. Больших дел. Знакомств с известными людьми. И знала, что никогда этого не получит. Она всегда будет тут так сидеть, смотреть на снегопад, а жизнь будет проходить мимо, и Олли будет по‑прежнему гоняться за клиентами. У нее теперь были свой «мерседес», две меховые шубы, трое детей – благодаря настойчивости Оливера, прекрасный муж... но ничего своего, что было бы на самом деле значимо. Никаких достижений, никакого таланта. Все ушло. Та девушка, которой она когда‑то была, ушла безвозвратно.
– Почта, миссис Ватсон, – негромко произнесла Агнес и положила на письменный стол корреспонденцию.
– Спасибо, Агнес. Что интересного?
– В основном тут счета. И, кажется, письмо Бенджамину из университета, правда, адресовано оно вам.
Бенджамин действительно заполнял заявки на поступление в Гарвард, но еще их не выслал. Оттуда не могли писать ни ему, ни Саре о нем. Это было кое‑что другое, и Сара знала, что именно. Она дрожащими руками взяла конверт, минуту‑другую в нерешительности глядела на него, вспоминая времена, когда все было иначе... но то все кануло. «Все», – напомнила себе Сара, вскрывая конверт. Она повернулась к Агнес спиной, а потом прошла в гостиную, где светлые обои в цветочек напоминали о лете даже среди зимы.
Сара медленно извлекала письмо, словно раскалывала скорлупу своей жизни... Но нет, нельзя позволять себе даже думать об этом. Она опустилась в кресло и стала читать, не обращая внимания на Агнес, которая удивленно за ней наблюдала... Сара читала письмо медленно, с трудом, затаив дыхание... Нет, это невозможно. Это ошибка... Она не так поняла... Но ошибки не было. Все написано черным по белому... Господи Боже... Вдруг она почувствовала, что ее тело наполняется светом и музыкой. Она больше не ощущала пустоты. Как будто там, внутри, что‑то было. Нечто лучшее, чем ребенок... Это была она сама. Там была она. Она вернулась. Сара перечитывала строчки письма снова, и снова, и снова...
«...Рады сообщить Вам, что вы зачислены в аспирантуру Гарвардского университета...» Рады сообщить... рады сообщить... Слова смазались, когда на глазах у нее выступили слезы и стали медленно стекать по щекам... Это была мечта, только лишь мечта. Осуществить ее нет никакой возможности. Нельзя оставить их одних, а самой уехать учиться.
Она послала заявку давно, в сентябре, когда у детей снова начались занятия и ей было так грустно и одиноко. Послала так просто... на всякий случай... а теперь они пишут, что зачислили ее. Но она не может...
Сара подняла глаза. Снег все падал, собака носилась по двору с радостным лаем, а Агнес выжидательно глядела, стоя в дверях. И Саре стало ясно, что ехать надо. Они поймут. Обязательно поймут... Это не продлится долго... но она снова станет личностью. Обретет себя... Станет собой... Станет Сарой.
Глава 2
– Плохие новости, миссис Ватсон?
Агнес заметила, что Сара побледнела, а потом увидела слезы у нее на щеках. Но ей не дано было понять чувства, которые обуревали Сару в тот момент. |