Голос у него задрожал. У Оливера разрывалось сердце. Он взял руку отца. Невозможно было поверить, что речь идет о его собственной матери, женщине, которая всегда была умной и сильной. А теперь ум ее меркнет. Ее болезнь доконает и без того больное сердце отца.

– Тебе не следует так сильно переживать, а то ты тоже заболеешь.

– То же самое мне говорит Маргарет. Она наша соседка, я тебе уже говорил. Она всегда очень хорошо к нам относилась. Ее муж страдал болезнью Альцгеймера на протяжении нескольких лет, и ей в конце концов пришлось отдать его в дом престарелых. У нее самой было два сердечных приступа – она не могла больше за ним ухаживать. Это тянулось шесть лет, умер он в августе прошлого года. – Джордж полным отчаяния взглядом посмотрел на сына. – Олли... я не могу смириться с мыслью, что потеряю ее... или что она полностью потеряет память... Это все равно что наблюдать ее медленное угасание... С ней сейчас так трудно. А ведь она всегда была такой доброй.

– Я заметил, что на Рождество она была несколько взволнованна, но не отдавал себе отчета, что все так серьезно. Я, наверное, был слишком занят своими собственными проблемами.

Это было ужасно, он терял мать и жену, а дочь не хотела с ним разговаривать. Женщины покидали его, но теперь надо было думать об отце, а не о себе.

– Чем я могу тебе помочь, папа?

– Просто будь здесь, больше ничего пока не нужно. Их взгляды встретились, и Оливер почувствовал близость к отцу, которой не ощущал многие годы.

– Папа, я люблю тебя.

Теперь Олли не стеснялся сказать то, что когда‑то могло смутить его отца. В юные годы Оливера отец был очень суров. Но с возрастом он смягчился и теперь нуждался в сыне, как ни в ком прежде.

– Я тебя тоже люблю, сынок.

Оба откровенно расплакались, и Джорджу – пришлось опять сморкаться. В этот момент Оливер услышал, как открылась – и тихо закрылась входная дверь, он обернулся и, увидев, что Бенджамин поспешно поднимается по лестнице, позвал его:

– Не торопитесь, молодой человек. Где вы изволили пребывать до половины одиннадцатого в будний день?

Бенджамин повернулся, покрасневший от холода и смущения, и очень удивился, обнаружив дома дедушку.

– Я был с друзьями... Извини, пап. Я не думал, что ты будешь против. Привет, деда, что ты здесь делаешь? Что‑нибудь случилось?

– Бабушка нездорова, – сухо ответил Оливер, вновь чувствуя себя бодро. Душевная теплота отца словно придала ему новые силы, хоть кто‑то о нем думал. Пусть Саре он больше не нужен, но нужен отцу и детям. – А тебе очень хорошо известно, что нельзя уходить по вечерам в будни. Заруби себе это на носу и чтоб в течение двух недель – никуда. Усек, мистер?

– Ну ладно, ладно... Я же извинился.

Оливер кивнул. Парень имел странный вид. Не был ни пьян, ни расстроен, но все же в нем произошла какая‑то перемена. Он казался более мужественным, не был склонен препираться.

– А что с бабушкой?

У Джорджа был такой удрученный вид, что Оливер быстро ответил за него:

– Бабушка серьезно заболела.

– Она поправится? – испуганно спросил Бенджамин, словно боялся предположить, что можно потерять кого‑то еще.

Он озабоченно посмотрел на отца и на деда, но Оливер похлопал его по плечу:

– Поправится, поправится. Просто дедушке надо помочь, вот и все. Может, ты найдешь и для него немного времени, несмотря на обилие столь привлекательных друзей.

– Конечно, деда. Я заеду к тебе в этот уик‑энд.

Бен очень любил его, а Джордж Ватсон был без ума от своих внуков. Иногда Оливеру казалось, что он их больше любит, чем собственного сына в свое время.