Полет прошел как праздник. Когда же они ехали по ее адресу, на Браттл‑стрит, Олли невероятно волновался. Он обещал Саре подбросить их и, когда она открыла дверь, думал, что сердце у него остановится. Сара была столь же очаровательна, как прежде, если не более. Волосы отросли, она носила их распущенными, а джинсы так облегали фигуру, что Олли пришлось подавить взыгравшую в нем страсть. Сара слегка поцеловала его в щеку, обняла детей и повела их на ленч, а Оливер уехал на такси, испытывая к ней влечение каждой клеточкой своего тела.

Сара снимала небольшую квартиру с удобной гостиной, уютной спальней и садиком. Дети набросились на суп, с аппетитом съели все остальное и счастливыми глазами смотрели на маму. Говорили все сразу, с облегчением давая выход накопившимся эмоциям. Сэм не отлипал от нее, и даже Бенджамин, казалось, расслабился как никогда. Все были счастливы, кроме Оливера, пребывавшего в одиночестве в гостиничном номере.

Итак, это наконец случилось. Она его бросила. Она его больше не любила. Сознание этого факта удручало Оливера. Вспоминая прошлое, он плакал, когда часами бродил по университетскому городку Гарварда. Он побывал всюду, где они в свое время бывали с Сарой, а вернувшись в гостиницу, осознал, что по‑прежнему плачет. Олли не мог понять. Она говорила, что ничего между ними не изменится, а теперь не впустила его. Значит, все кончено, и они стали друг другу чужими. Он чувствовал себя ребенком, которого бросили родители. В тот вечер он позвонил ей из своего номера.

В трубке были слышны отголоски музыки, разговоров и смеха, отчего ему стало еще более одиноко и тоскливо.

– Извини, Сара, я не хотел тебе мешать, ты, наверное, с детьми.

– Нет, ничего. Мы на кухне готовим поп‑корн. Можно, я сама позвоню тебе позже?

Она позвонила в первом часу ночи.

– Послушай, что все‑таки происходит?

Ему необходимо было задать этот вопрос, необходимо было знать. На протяжении двух месяцев все его мысли были только о ней и ее возвращении, которого он и теперь желал, еще сильнее, чем прежде. Если она действительно не собирается к нему возвращаться, он должен это знать.

– Я ничего не понимаю. Когда ты уезжала, ты сказала, что будешь приезжать домой каждый уик‑энд. Теперь, когда прошло почти два месяца, ты держишь меня на почтительном расстоянии и ведешь себя так, словно мы в разводе.

– Я тоже не знаю, Олли.

Ее голос звучал мягко и ласково. Этот тембр он хотел бы забыть, да не мог.

– Попав сюда, я на многое стала смотреть иначе. Я поняла, как ужасно всего этого хотела и что не могла бы вернуться к нашей прежней жизни. Может, я когда‑нибудь на это и решусь... но все тогда должно быть по‑другому.

– Как? Скажи мне... Мне необходимо знать...

Олли ненавидел себя за это, но опять плакал. Он понял, что произошло нечто ужасное. Сара контролировала все, что было для него важно и дорого, и он был бессилен изменить это или сделать так, чтобы она вернулась.

– Я тоже не знаю ответов. Я только знаю, что должна находиться здесь.

– А мы? Ну почему, почему я не мог остаться у тебя?

Ему не было стыдно, не было зазорно. Он любил ее слишком сильно и желал слишком страстно.

– Я думаю, что боюсь с тобой видеться.

– Но это же глупо. Почему?

– Не знаю. Может, ты хочешь от меня слишком многого, Оливер. Я теперь словно стала какой‑то другой, такой, как была когда‑то и опять собиралась стать. Будто я все эти годы спала, пребывала в забытьи, а теперь снова живу. И я не хочу этим пожертвовать. Ради кого бы то ни было. Даже ради тебя.

– А наша супружеская жизнь? Ты так быстро о ней забыла?

Прошло всего семь недель, а она говорила об этом, как о далеком прошлом.