|
Я должна была бы помнить, что, как по божьему, так и по человеческому закону, сойдясь друг с другом, мы оба, и он и я, были бы достойны наименования самых завзятых прелюбодеев. Рассуждение невежественной девчонки о том, что тот якобы выхватил меня из когтей сатаны, под каковым она разумела беса бедности и нужды, одно это рассуждение должно бы, казалось, удержать меня от прыжка в преисподнюю; ведь, избежав Эминого беса, я отдавалась во власть сатаны истинного! В добре, какое оказал мне этот человек, мне бы следовало увидать проявление милосердия небесного, а это милосердие, в свою очередь, должно было бы обратить меня на стезю долга и кроткого смирения. – Мне бы следовало принять явленную мне милость с благодарностью и трезвою осмотрительностью, к вящей славе творца. Я же, избрав, стезю порока, тем самым щедрость и доброту моего друга обратила в западню для моей души, в приманку на удилище дьявола. Дорогою ценою – поступившись своей душой и плотью, заплатила я за его доброту; за корку хлеба (если так позволено выразиться), отдала в залог сатане все свое, благочестие, совесть и целомудрие. Или, если угодно, – во имя благодарности погубила душу, дабы явить признательность своему благодетелю, продала свою душу дьяволу! Должна, однако, отдать моему другу справедливость и сказать, что сам он был, как мне кажется, и впрямь убежден в законности своих поступков; я же, если быть справедливой, прекрасно отдавала себе отчет, что совершаю чудовищное беззаконие, мерзость и позор – и это в самое время свершения их! Нищета – вот, что меня погубило, ужасающая нищета! Бедствия, кои мне довелось претерпеть, невообразимы, и при одной мысли, что подобное может повториться, у всякой, я думаю, дрогнуло бы сердце. Пусть кто хоть немного знают жизнь, пусть они скажут, возможно ли было ожидать от женщины, лишенной какой бы то ни было поддержки, не имевшей друзей, которые бы могли ей помочь или хотя бы указать средства, коими она могла бы себя поддержать, возможно ли, спрашиваю, ожидать чтобы женщина в подобных обстоятельствах отвергла сделанное ей предложение? Не оправдания греха ищу я, а лишь снисхождения к несчастной грешнице. К тому же я была молода, пригожа и, несмотря на выпавшие на мок долю унижения, тщеславна до чрезвычайности. А как все это было для меня внове, то я с великим удовольствием принимала ухаживания, нежности, объятия и пылкие заверения в любви от столь приятного мужчины, который к тому же был в состоянии столь много для меня сделать Прибавьте то, что, не угоди я этому человеку, я осталась бы без единого друга на свете, к кому могла бы обратиться за помощью. Мне было не на что рассчитывать – даже на корку хлеба, меня ожидал тот же ужас, из которого я только выбралась. Красноречие Эми было слишком убедительно. Не щадя красок и искусно подбирая доводы, она выставила все это в истинном свете. Под конец, когда эта вертушка пришла помочь мне одеться, она заявила: – Послушайте, сударыня, – говорит она. – Если вы не согласны сами, поступите, как поступила неплодная Рахиль с Иаковом , положить ему в постель свою служанку вместо себя. Вы, мол, не в состоянии согласиться на его просьбу, но вот Эми, пусть он обратится к ней; она обещала, скажите ему, ни в чем вам не отказывать. – Неужели ты и впрямь хочешь, чтобы я ему это сказала? – спросила я. – Нет, сударыня, я хочу, чтобы вы сами ему уступили, – отвечала она. – Ведь иначе вы пропадете. Но если моя податливость может спасти вас от погибели, повторяю: он волен делать со мной все, что ему заблагорассудится. Если он меня попросит, я ему не откажу, нет, нет! Пусть меня повесят, если откажу! – воскликнула она. – Право, я не знаю, как мне быть? – Не знаете? – воскликнула Эми. – Но ведь выбор ясен: – либо сойтись с красивым, очаровательным джентльменом, жить в довольстве и счастье, либо – отказать ему и тогда снова обходиться без обеда, облачаться в лохмотья и проливать слезы, словом, вновь подружиться с голодом и нищетой. |
