|
Я не могла обмануться: я проходила мимо него так близко, что едва не коснулась его подолом и взглянула ему прямо в лицо, правда, прикрыв свое веером, дабы не быть узнанной. Я то его узнала тотчас, тем более, что он при мне с кем то заговорил, так что я его, можно сказать, узнала, вдвойне. Несмотря на то, что я была ошеломлена, – а как велико было мое изумление, догадаться не трудно, – я все же, пройдя два три шага, обернулась и, задав какой то вопрос даме, которая шла рядом, остановилась, как бы для того, чтобы окинуть взором великолепную залу, караульню и прочее; на самом же деле мне хотелось как следует разглядеть его мундир, чтобы иметь возможность навести о нем справки в дальнейшем. Пока я стаяла, занимая спутницу своими расспросами, он прошел мимо меня, опять совсем близко, беседуя с человеком, одетым в такой же мундир, как у него самого; к величайшему моему удовлетворению, – в котором, впрочем, было мало радости, – я услышала, что он говорит по английски со своим товарищем, который, по видимому, тоже был англичанином . Между тем я обратилась к своей спутнице еще с одним вопросом. – Не скажете ли вы мне, сударыня, – спросила я, – кто эти солдаты? Это личная охрана короля? – Нет, это конная гвардия, – ответила она. – Должно быть, сегодня назначили небольшой отряд конногвардейцев сопровождать короля; обычно же у его величества свои телохранители. С нами была еще одна дама, и она тоже вступила в разговор. – Мне кажется, сударыня, вы ошибаетесь, – сказала она. – Я слышала, что гвардейцы находятся здесь по особому распоряжению, и что кое кто из них ожидает приказа выступить походом к берегам Рейна ; завтра, однако, они возвращаются в Орлеан. Не довольствуясь полученным разъяснением, я нашла способ разведать, к каким частям принадлежат эти господа, и заодно узнала, что через неделю их ожидают в Париже. Два дня спустя мы возвратились в Париж; беседуя с моим господином, я вскользь упомянула, будто слышала, что через неделю в Париже ожидают гвардейцев и что мне очень хотелось бы видеть, как они будут дефилировать по городу. Любезность принца в делах такого рода была всегда такова, что стоило мне намекнуть на какое нибудь мое желание, и оно бывало тотчас исполнено. Он дал повеление своему камердинеру (мне бы следовало его называть отныне камердинером моей камеристки ) разыскать для меня на этот случай дом, откуда я могла бы видеть, как будут проходить гвардейские полки. Так как на сей раз принц меня не сопровождал, я позволила себе взять с собою мою камеристку Эми; мы с ней расположились так, чтобы получше видеть то, что меня интересовало. Я рассказала Эми, кого я видела, и она жаждала приобщиться к моему открытию не меньше, чем жаждала я – произвести дальнейшие наблюдения в ее обществе; что до существа открытия, то Эми была почти, так же поражена, как и я. Короче говоря, гвардейцы вступили в город, как и ожидалось, и парад их был поистине блистательным, все в новых мундирах, при оружии и со знаменами, которые архиепископ Парижский должен был торжественно благословить. Вся процессия имела весьма праздничный вид, а так как кони шли шагом, в моем распоряжении было довольно времени для пристального обозрения всей колонны. И вот, в одном из рядов, привлекших мое внимание благодаря необычному росту правофлангового , я вновь увидела своего молодчика, и, должна сказать, он не уступал никому из своих товарищей ни в осанке, ни в бравости, хоть ему и было далеко до чудовищного роста упомянутого мной огромного малого, – сей последний, впрочем, как мы узнали, принадлежал к знатному гасконскому роду и был прозван Великаном Гасконии . К счастливому для нас стечению обстоятельств присоединилась еще одна удача – в ту самую минуту, когда интересующий нас отряд поравнялся с моим окном, в шествии произошла какая то заминка, и вся колонна остановилась. Это дало нам возможность как следует разглядеть его вблизи и окончательно удостовериться в том, что здесь не было ошибки: это был, вне всякого сомнения, он. |
