Мы быстро пробираемся в кусты — шампанское возымело действие и требует выхода. Нас охраняет Бетти, которую, в свою очередь, охраняет Джереми, но главная угроза нашему уединению, кажется, исходит от кучера, который взгромоздился наверх.

Энн, появившись из-за кустов, любезно интересуется у кучера наемной кареты, не подождет ли он, пока мы найдем джентльменов, и, кажется, удивлена, что он ждет плату за простой. Узнав, сколько он требует — непомерная сумма, по моему мнению, — мы отпускаем его. Он разворачивает карету и уезжает.

— И что теперь? — спрашиваю я.

— Теперь мы будем их искать, — с милой улыбкой говорит Энн. — Джереми, не приставай к Бетти.

— Я и не думал, миледи.

И мы втроем, вернее, я, а следом Бетти и Джереми (которые, как я подозреваю, льнут друг к другу, насколько позволяет корзина между ними), отправляемся за Энн. Становится немного светлее, и она вдруг останавливается. Я налетаю на нее, расплескав свой бокал шампанского на ее мантилью.

— Слушайте! — Она поднимает руку в красивой светло-желтой лайковой перчатке.

Действительно, до нас отчетливо доносятся мужские голоса, и мы замечаем, что недавно здесь прошли лошади, этот факт обнаружила я, вляпавшись в улику.

— Здесь! — шепчет Энн. — Бетти, ты можешь почистить башмаки своей хозяйки?

— Не сейчас. — Я с каждой минутой становлюсь все угрюмее. Схватив из корзины последнюю бутылку шампанского, я открываю ее, замотав юбками, чтобы заглушить хлопок пробки. — Кто-нибудь хочет? Хорошо. — Я бросаю бокал в корзину и делаю большой глоток из горлышка.

— Шарлотта! — Энн хватает меня за руку и отводит в сторону. — Ты не можешь явиться на дуэль пьяной.

— Почему?

— Мы должны убедить их своим моральным превосходством. — Она поправляет на мне шляпу. — И ты должна улыбаться.

— К черту улыбки. Хватит с меня этого идиотизма. — Оттолкнув Энн, я иду через кусты на мужские голоса. Мои башмаки темнеют от росы.

Позади меня Энн пищит что-то о грабителях и «будь осторожна, Шарлотта». У меня сильное подозрение, что Бетти и Джереми занялись друг другом прямо у тропинки, поскольку слышу, как Энн громким шепотом окликает их. Земля клонится вниз в лесистую лощину, где задержался туман. Голоса теперь смолкли. Снова подкрепившись из бутылки, я пускаюсь бегом и вылетаю на небольшую поляну. Уверена, Энн сочла бы это отличным местом для пикника, если бы не пистолет Щада, нацеленный прямо на меня.

Вспышка, грохот, Шад скрывается в облаке дыма, что-то чиркает меня по руке выше локтя. Для пчел еще слишком рано. Но эта «пчела» сбивает меня на землю, в лужу разлитого шампанского.

— Дьявол, все на мне! — Я думала, что выпила почти всю бутылку. Почему тогда так мокро и…

— Черт бы вас побрал, вы пьяны! — рычит Шад, опускаясь рядом со мной на колени. Он рвет мою мантилью, и мне чертовски больно.

Шад кричит, чтобы принесли нож или скальпель. Я бью его, но мой рукав, как я теперь вижу, потемнел не от шампанского, а от крови. Это кровь Шада? Нет, моя.

— Вы меня ранили!

— Не мешайте, глупая вы женщина. — Кто-то дал ему нож. Я вижу, как он блеснул серебром в лучах поднявшегося солнца.

Я кричу, поскольку лезвие разрывает рукав моей накидки и прохладный утренний воздух обжигает кожу.

— Что вы делаете? Она новая! Вы ее испортили!

— Если ткань попадет в рану, вы умрете.