— Вижу, ты вспомнил Полину.

— Да, она была очаровательной барышней. Надеюсь, что и сейчас она такова.

— Время меняет людей, мы, увы, не молодеем. Но это отнюдь не означает, что она стала дурнушкой, — многозначительно изрекла Аглая Дмитриевна.

Но майор, поглощенный воспоминаниями о далекой юности, пропустил ее слова мимо ушей. Сергей Львович словно на яву видел, как он катается с Полиной на лодке, он — на веслах, а она черпает ладошкой воду… Девочка взглянула на него, ее голубые глаза обворожительно-прекрасны… Ее смех — музыка для слуха… Ее девичья грудь волнует воображение скромного мальчика… Полина слегка приподняла платье… Ее ноги… Да, точно, и сон в руку!

«Боже мой, она должна быть красавицей, да и по возрасту мне подходит», — решил майор.

— Тетушка, а была ли Полина замужем? Она что, вдова? И почему вы раньше ничего о ней не говорили?

Аглая Дмитриевна сделала вид, что не расслышала вопроса племянника. Но тот не отставал, проявляя неприличную назойливость:

— Аглая Дмитриевна! Полина была замужем? Почему мы не навестили ее в прошлом году?

— Нет, не была. А не навестили, потому как нынче летом она только из Петербурга вернулась, где последние десять лет жила.

Сергей Львович не придал значения ответу своей тетушки, он пребывал еще в плену приятных воспоминаний.

Коляска Аглаи Дмитриевны подъехала к Вересово. Сергей Львович обратил внимание на покосившиеся хозяйственные постройки, явно не хватало мужской руки.

Дом и вовсе пострадал от времени: оконные рамы совершенно облезли; резьба и лепнина, украшавшие фасад представляли собой печальное зрелище. Фонтан, стоявший во дворе и некогда радовавший глаз, и вовсе разрушился: ваза с фруктами, из которой били искусственные ключи, стояла полуразрушенная.

Майор напряг память и попытался вспомнить, как выглядел дом Вересовых двадцать пять лет назад, в бытность его юности, и пришел к выводу, что гораздо лучше. Но вскоре отец Полины скоропостижно скончался, а матушка ее была натурой бездеятельной, склонной к сентиментальности, занятой душевными переживаниями. Да и, кажется, у нее был роман то ли с полицмейстером, то ли с соседом-помещиком, точнее он уже не помнил.

Из дома вышел пожилой лакей в потертой ливрее, у майора создалось впечатление, что менял он свою униформу именно двадцать пять лет назад.

Сергей Львович помог тетушке выйти из коляски. Лакей поклонился гостям:

— Барыня ожидают вас в зале. Прошу!

2

Полина волновалась с самого утра: шутка ли она не виделась с Сергеем, почитай, с самой юности. О юность — пора нехитрых желаний! Полина прекрасно помнила, как смотрел на нее Сережа, как молча любовался ею… Что с ним стало теперь? Поди, военный, интересный во всех отношениях мужчина, уж не чета петербуржским хлыщам, с которыми ей приходилось иметь дело.

Да, двадцать пять лет пронеслись, словно один день, а юный Сережа все стоит перед глазами Полины. Она теперь уже немолода, хотя с какой стороны посмотреть: конечно, сорок лет, как говорится, бабий век. Но Полина категорически отвергала такую циничную несправедливую оценку. Это у крестьянок — бабий век, но никак не у женщины благородного происхождения.

Полина встала перед зеркалом и внимательно оглядела себя со всех сторон: да волосы не потеряли своего яркого каштанового оттенка, глаза все также походили на безоблачное небо, шея все также нежна и притягательна… Пожалуй, грудь несколько полновата, но это можно исправить с помощью корсета. Полина положила руки на бедра: да, рождение ребенка оставило след на ее теле — что поделать, она слегка раздалась… Невольно женщина вспомнила своего последнего петербуржского любовника, он, так же как и его предшественники, был женат.