|
- Что делает этот Профон в Англии? Аннет подняла только что наведенные брови. - Катается на яхте. - Ах так! Он какой-то сонный. - Да, иногда, - ответила Аннет, и на ее лице застыло спокойное удовлетворение. - Но иногда с ним очень весело. - В нем чувствуется примесь черной крови. Аннет томно потянулась. - Черной? - переспросила она. - Почему? Его мать была armenienne <Армянка (франц.).>. - Может, поэтому, - проворчал Сомс, - Он понимает что-нибудь в живописи? - Он понимает во всем - светский человек. - Ну, хорошо. Пригласи кого-нибудь для Флер. Надо ее развлечь. В субботу она едет к Валу Дарти и его жене; мне это не нравится. - Почему? Так как действительную причину нельзя было объяснить, не вдаваясь в семейную хронику. Сомс ответил просто: - Пустая трата времени. Она и так отбилась от рук. - Мне нравится маленькая миссис Вал: она спокойная и умная. - Я о ней ничего не знаю, кроме того, что она... Ага, это что-то новое! Сомс поднял с кровати сложнейшее произведение портновского искусства. Аннет взяла платье из его рук. - Застегни мне, пожалуйста, на спине. Сомс стал застегивать. Заглянув через ее плечо в зеркало, он уловил выражение ее лица - чуть насмешливое, чуть презрительное, говорившее как будто: "Благодарю вас! Вы этому никогда не научитесь!" Да, не научится он, слава богу, не француз! Кое-как справившись с трудной задачей, он буркнул, пожав плечами: "Слишком большое декольте!" - и пошел к двери, желая поскорее избавиться от жены и спуститься к Флер. Пуховка застыла в руке Аннет, и неожиданно резко сорвались слова: - Que tu es grossier! <Как ты груб! (франц.).> Это выражение Сомс помнил - и недаром. Услышав его в первый раз от жены, он подумал, что слова эти значат: "Ты - бакалейщик!" <По созвучию с английским "grocer".> - и не знал, радоваться ему или печалиться, когда выведал их подлинное значение. Сейчас они его обидели - он не считал себя грубым. Если он груб, то как же назвать человека в соседнем номере, который сегодня утром производил отвратительные звуки, прополаскивая горло; или тех людей в салоне, которые считают признаком благовоспитанности говорить не иначе, как во все горло, чтобы слышал весь дом, - пустоголовые крикуны! Груб? Только потому, что сказал ей насчет декольте? Но оно в самом деле велико! Не возразив ни слова, он вышел из комнаты. Войдя в салон, он сразу увидел Флер на том же месте, где оставил ее. Она сидела, закинув ногу на ногу, и тихо покачивала серой туфелькой верный признак, что девушка замечталась. Это доказывали также ее глаза они у нее иногда вот так уплывают вдаль. А потом - мгновенно - она очнется и станет быстрой и непоседливой, как мартышка. И как много она знает, как она самоуверенна, а ведь ей нет еще девятнадцати лет. Как говорится - девчонка. Девчонка? Неприятное слово! Оно означает этих отчаянных вертихвосток, которые только и знают, что пищать, щебетать да выставлять напоказ свои ноги! Худшие из них - злой кошмар, лучшие - напудренные ангелочки! Нет, Флер не вертихвостка, не какая-нибудь разбитная, невоспитанная девчонка. Но все же она отчаянно своенравна, жизнерадостна и, кажется, твердо решила наслаждаться жизнью. Наслаждаться! Это слово не вызывало у Сомса пуританского ужаса; оно вызывало ужас, отвечавший его темпераменту. |
