Чем долее бормотал Венгеров, тем большим недоумением наполнялся его голос. Он оторвался от записей:

— Круто. Скажите, а Вайнштейн, он в курсе?

— Нет, ни с президентом компании, ни с кем- либо другим это не согласовывалось. Здесь моя личная позиция гражданина и, если хотите, обывателя.

— Обывателя, — бесцветно повторил Венгеров.

— Именно! Как обыватель я хочу от государства, чтоб оно защищало меня от произвола, лечило, давало возможность достойно зарабатывать и безбедно доживать в старости. Как гражданин хочу гордиться своей страной. Ни того, ни другого я не имею. Потому желаю, чтоб мой голос был услышан.

Под ироничным взглядом Венгерова Антон сбился с пафосного тона. Оба они понимали, что слабый голосок некоего обывателя Негрустуева для государства что докучливый комариный писк. А вот выступление топ-менеджера олигархической, обласканной властями компании против этих же властей, а значит, и самой компании, — эффект будет оглушительный.

— Антон Викторович, — дошлый репортер приспустил очочки и маленькими глазками впился в Негрустуева. — Мы ведь с Вами не первый год замужем и понимаем, что такие вещи просто так не делаются. Давайте напрямую, — кто за Вами стоит?

Антон засмеялся:

— Клянусь, никто. Вы-то сами с прочитанным согласны?

— Да при чем тут?.. Конечно, согласен. Но говорить об этом моя работа. А Вас-то что подвигло?.. Стоп! Понял — не дурак! — Венгеров радостно прихлопнул крышку стола. — Вы собрались уйти в политику. Создать какую-нибудь партию среднего бизнес-класса! Ведь так?

Отрицательный кивок Негрустуева заставил его озадаченно почесать бороду: — Тогда не понимаю. Уважаю, но не могу понять. Вы-то не некий обыватель Вася Пупкин, чтоб ломиться за социальной справедливостью. Без нее обходитесь. Не самый бедный человек. Имеете устойчивое положение, связи. Насколько знаю, жена в каких-то попечительских советах. Почет, фимиам. И самому одним махом порубить всё это? Понимаете же, что с Вами станется после выхода нашего интервью. Уж во всяком случае с этого этажа точно пулей… — он изобразил рукой планирующее движение и вновь невольно наткнулся взглядом на фотографию.

— Послушайте! — вскричал он. — Но ведь это же рядом с Вами — Листопад, да?!

— Вы с ним знакомы? — удивился Антон.

— Ха! Врагу бы такого знакомства не пожелал. Сто пятьдесят километров в багажнике его "Жигулей" проехал.

— Как это?

— От Москвы до Твери, — объявил Венгеров, отчего-то повеселевший. — О тверском деле модельщиков в конце восьмидесятых приходилось слышать?

Антон напряглся. Слышал ли он о деле, по которому сидел, арестованный, в следственном изоляторе и лишь чудом избежал суда и колонии?

— Бригаду работяг, которые своими золотыми руками предприятиям, можно сказать, план спасали, пытались осудить за то, что работали не по госрасценкам. На всю страну тогда прогремело. Неужели не вспомнили?

— Вспомнил, — скупо подтвердил Антон.

— Даже не сомневался! К работе их привлек тогда этот самый злодей Листопад, — Венгеров для убедительности погрозил фотографии пальцем. — И он же потом спас.

— Он спас?! — на сей раз реакция Антона была неподдельной.