Мать и сын и сами не заметили, что, едва встретившись, втянулись в обычную горячую перепалку, в которой никто не хотел уступать. Последняя фраза Антона Александру Яковлевну зацепила особенно сильно.

— Все вы на словах сам с усам, — сквозь зубы процедила она. — А на деле я тебе так скажу: забрался на материнский хребет, так не колоти по нему. Отобьешь, на чем сидеть станешь? — Насчет хребта не переживай. Обойдусь как-нибудь. — Так обходись, раз такой нигилист! Но и мать пока не лишняя, хоть и дура. Или забыл, как тебя со вступительного экзамена выгнали?

— Это сперва выгнали. А потом спохватились: пятерку поставили.

— Так это не тебе, голубчик! Это мне поставили! — уязвленная пренебрежением сына, Александра Яковлевна больше не сдерживалась. — Потому что вовремя людишек нужных подключила. А если б не помогла, где б ты щас был без ткачихи-бабарихи? В армии разве.

Антон пристыженно покраснел. Потому что ударила мать в самое больное его место. Его действительно бесцеремонно провалили на вступительном экзамене по литературе. За то, что во время ответа затеял спор с преподавателем, — можно ли считать Радищева писателем. Выйдя, он позвонил матери. Ни о чем, конечно, не просил. Просто проинформировал. На другой день, зайдя в приемную комиссию забрать документы, обнаружил свою фамилию в списке принятых. С матерью об этом они никогда не говорили. Но ведь понимал, что не просто так изменилась оценка. Да и сам он совсем не просто так позвонил. Потому что для энергичной Александры Яковлевны звонок сына должен был стать — и стал — руководством к действию. Проявленное тогда малодушие, в котором сейчас его уличили, давно уже терзало Антона.

По насупившемуся его виду мать поняла, что в запале сказала лишнее. Она примирительно потянулась обнять сына. ишьсяза матьд Листопада заставлял мучительнон. нной неожиданной горячности:

— Ладно, это я по-семейному, без претензий. К кому на самом деле и обратиться в случае нужды, как не к матери?

Но Антон, похоже, так не считал. Он увернулся от материнской руки.

— В сущности, ты права: нельзя за чужой счет существовать. В жизни самому надо состояться. И чтоб позицию иметь, — это тоже заслужить надо, — голос его предательски дрогнул. — В общем я, пожалуй, ухожу из дома.

— То есть как это уходишь? Куда еще? — опешила Александра Яковлевна, — такого даже от своего непредсказуемого сына не ждала.

— Пока не знаю. Или в общагу, или сниму где-нибудь комнатенку. На прокорм заработаю, — я уж несколько раз на мелькомбинате мешки разгружал, потом как-то вагоны на узловой. Прилично платят. Десятка за ночь. А чего? В Швеции, я читал, — до восемнадцати дорос, — пожалте на выход из родительского дома. Докажи, чего сам можешь. Считаю это правильным. Чтоб потом некому попрекать было.

— Давай, давай. Опозорь мать перед всем городом, будто шведку какую. Она ж у тебя заслужила… Ну, будет кукситься, Тошка, — Александра Яковлевна дотянулась-таки до сына, потрепала по щеке. — Попрекнула сгоряча. Бывает. Но какие меж нами счеты? Я просто к тому, что добрей бы надо. А то сидишь тут…мизераблем.