Поскольку лорд Девейн и его кузина были все же достаточно воспитанными людьми и больше не пытали меня вопросами, мы быстро перешли к теме вполне невинной и наиболее ходовой в Англии — к погоде. Однако она вскоре исчерпалась.

После того как я немного поела, леди Реджина предложила показать мне долгую галерею, где находятся семейные портреты. Я с благодарностью согласилась.

Слово «долгая» вполне подходило для названия галереи, ибо, проходя по ней, я насчитала три длиннющих персидских ковра разного цвета, покрывающих блестящий паркет. Высокий куполообразный потолок украшали яркие фрески. Портреты, висевшие на обитых светло-коричневыми панелями стенах, были написаны маслом и вставлены в золоченые рамы.

— Здесь представлена, можно сказать, вся история семьи Мелвилл, — сказала леди Реджина. — А также портреты друзей и дальних родственников. Я могу очень коротко рассказать о наших предках, поскольку для того, чтобы выслушать полную историю семьи, боюсь, вам придется приговорить себя к пожизненному заключению в галерее. Я искренне рассмеялась.

— Начнем с краткого обзора, — согласилась я.

— Тогда несколько слов о том, кто построил этот замок. — Она показала на портрет слева от себя. — Его имя, конечно, Ральф. Первого сына у нас в семье всегда называли Ральфом в честь нашего далекого предка. Ральфа де Мелвилла, пришедшего сюда еще с Вильгельмом Завоевателем.

Я издала звук, означавший, что ее слова произвели должное впечатление.

— Вероятнее всего, — честно призналась леди Реджи-на, — наш самый первый Ральф был каким-нибудь наемником из обедневшей французской семьи. Но известно, что поход в Англию его значительно обогатил. Так считают у нас в роду…

Больше всего, пожалуй, меня поразила не история Мелвиллов, вкратце рассказанная леди Реджиной, а поразительное фамильное сходство, сразу бросающееся в глаза при взгляде на портреты мужской половины этой семьи. Нынешний граф Сэйвил — виновник моего присутствия в этой галерее — также не являлся исключением.

Я еще больше убедилась в этом, когда мы остановились перед портретом Ральфа-восьмого, и не могла не поделиться наблюдением со своей спутницей.

— Да, это свидетельствует о хорошей породе, — с гордостью ответила леди Реджина, как если бы речь шла о лошадях.

Я взглянула еще раз на портрет Ральфа-восьмого. Он позировал, насколько я могла судить, стоя в большой зале замка возле каминной трубы. Я узнавала лицо: темные брови, хорошо очерченные скулы, чувственный рот. Но у восьмого глаза казались карими, как у стоящей рядом со мной женщины, а у нынешнего, я хорошо помнила, они были янтарные. Золотистые. Подобных глаз я еще не видела ни на одной из картин.

И только когда мы подошли к портрету исключительно красивой дамы, я увидела эти глаза.

— Наша мать, — с любовью и нежностью произнесла леди Реджина.

Трудно было определить цвет волос у женщины на портрете — они были напудрены по моде конца прошлого века, но глаза… глаза были золотисто-янтарными.

— Она прекрасна, — сказала я от чистого сердца.

— А вот наш отец…

Но меня заинтересовал другой портрет. Также женский. Я подошла ближе. С него смотрела темноволосая красавица с глазами цвета бирюзы и стройной, грациозной фигурой.

— Это Джорджиана, — сказала леди Реджина. — Жена моего брата.

Я вспомнила то, что узнала от графа Сэйвила о ее ранней смерти.

— Ваш брат говорил о ее судьбе, — тихо произнесла я. — Это ужасно. И для него тоже, конечно.

— О да. Ей только исполнилось двадцать. Он потерял в одночасье и жену, и ребенка.