— О да. Ей только исполнилось двадцать. Он потерял в одночасье и жену, и ребенка.

Я могла это понять, хотя, к великому моему счастью, у меня остался ребенок…

Джорджиана Мелвилл продолжала спокойно смотреть на нас своими бирюзовыми глазами.

— Бедная женщина, — вздохнула я.

Ко второму завтраку прибыл поверенный Джорджа Девейна престарелый мистер Миддлмен.

Вскоре мы были приглашены в библиотеку замка, огромных размеров комнату с высоким потолком, по всему периметру которого шла поддерживаемая резными столбами галерея, уставленная книжными полками. Книги были и внизу, в многочисленных шкафах.

Вокруг большого стола полукругом стояли стулья. Сэйвил предложил мне стул в одном из концов полукруга и сам уселся рядом, почти закрыв меня от большинства присутствующих, за что я была ему благодарна.

Мистер Миддлмен, неприметный человек небольшого роста с маловыразительным лицом, тем не менее привлекал сейчас всеобщее внимание. Когда он уселся в кресло, надел очки и медленно развернул бумагу, содержащую последнюю волю усопшего лорда Девейна, наступила напряженная тишина.

Тошнота подступила к горлу, хотя я почти ничего не ела сегодня во время обоих завтраков. Я надеялась, что мне ни придется с извинениями покинуть библиотеку — это выглядело бы не слишком красиво и могло быть не правильно истолковано.

Первые фразы завещания звучали вполне традиционно — как в книжках, которые я читала. Завещатель подтверждал, что находится в здравом уме и твердой памяти и что распоряжения, кои собирается сделать, являются выражением его свободной, никем не стесненной воли.

Главное, чем владел Джордж, было, разумеется, поместье Девейн-Холл, но по закону наследования он был не вправе распоряжаться им по своему усмотрению: поместье переходило к ближайшему родственнику мужского пола, каковым являлся его брат Роджер, поскольку у Джорджа и Гарриет не было сыновей.

Об этом мельком, как о само собой разумеющемся, упоминалось в начале завещания, затем говорилось об определенной денежной сумме для Роджера лично, чтобы тот мог «расплатиться со всеми долгами и возместить все потери, понесенные ранее, и принять титул лорда Девейна со спокойной совестью».

— Очень благородно с его стороны, — заметил новоиспеченный лорд.

— Уверен, это подсказал бедному Джорджу старик Миддлмен, — шепнул мне на ухо Сэйвил.

К чему эти откровения? Меня их дела мало интересовали.

После этого в завещании перечислялись небольшие суммы, оставленные тем, кто долгие годы находился в услужении у Девейнов.

А затем… затем мистер Миддлмен взглянул на меня поверх очков, и я поняла, что пришел мой черед. Наверное, я перестала дышать. Возможно, подобным образом поступили и остальные в этой комнате, во всяком случае, так мне показалось. Мистер Миддлмен поправил очки и прочитал медленно и отчетливо… Впрочем, скорее всего это звучало так только для меня.

— "Николасу Сандерсу, сыну Абигейл и Томаса Сандерс, завещаю сумму в двадцать тысяч фунтов, которая (сумма) до достижения означенным Николасом совершеннолетия будет находиться в распоряжении моего душеприказчика Ральфа Мелвилла, графа Сэйвила…"

Звук, похожий на рев, вырвался из глотки мистера Коула.

Его дочь пронзительно вскрикнула.

Первой моей мыслью было: «Слава Всевышнему! Он написал: сыну Абигейл и Томаса!..»

— Я не потерплю этого! — кричал Элберт Коул. — Слышите, Сэйвил? Он раздает мои деньги, и я не намерен расходовать их на его внебрачных детишек!

— Не нужно так орать, мистер Коул, — ледяным тоном одернул его Сэйвил. — Мы не глухие и хорошо вас слышим.