– Да, сэр.

– Но я уверен, что правительство оценит ваше сотрудничество в этом деле.

– Да, сэр.

– В конечном счете, правительство одно. Оно обвиняет этих гангстеров, но именно его вы вызвались защищать, завербовавшись в морскую пехоту – из патриотических побуждений!

«Стоило это делать», – подумал я, но на этот раз у меня хватило ума попридержать язык.

– Как бы то ни было, нас попросили рассмотреть ваше дело, и поэтому мы должны задать вам несколько вопросов.

Опрос касался множества вещей – моей памяти и моих ощущений по поводу того, что произошло на, Гуадалканале. Как и почему я солгал о своем возрасте, когда пришел завербовываться? Они спрашивали меня о самоубийстве моего отца. Один из них счел примечательным тот факт, что я носил с собой пистолет отца как свое персональное оружие. Я объяснил им, что делал это для того, чтобы никогда не принимать убийство слишком легко, никогда не считать его пустяком.

«Но ведь на войне вам приходилось убивать?» Да, сказал я, но я оставил свой пистолет дома.

Их интересовало очень многое, включая даже то, почему моя малярия не вспыхнула с новой силой до тех пор, пока я не оказался здесь. И я не потерял терпения, не вышел из себя, и, похоже, капитан стал ко мне относиться лучше к окончанию их опроса. Меня отпустили. В коридоре возле конференц-зала были стулья. Я смог присесть там, ожидая приговора. Я сидел и рассматривал пестрый мраморный пол. Часть меня хотела курить, но я не дал ей воли.

– Привет.

Я поднял голову. Это была та самая славная маленькая медсестра с четвертого этажа. Я не видел ее несколько недель. Похоже, она была практиканткой. Ее звали Сара, и мы завязали с ней дружеские отношения.

– Привет-привет, – ответил я.

– Вы не против, если я присяду?

Она села, расправив фартук на клетчатой юбке. На ней были голубая блузка и белая шапочка. А ее глаза были бледно-голубыми; веснушки все еще виднелись на маленьком курносом носике. А ее ножки! Как у Бетти Грабл.

– Я слышала, что вас сегодня вызвали на совет, – сказала она. – Мне захотелось спуститься сюда и пожелать вам удачи.

– Слишком поздно. Я уже все им сказал.

– Я не стану беспокоиться. Вы достигли замечательных успехов. Я не знаю никого, кто предстал бы перед советом всего через пару месяцев.

– Просто у дядюшки Сэма есть еще кое-что для меня, вот и все.

– Простите?

– Ничего. Дело в том, что федеральное Большое жюри хочет, чтобы я дал свидетельские показания по одному нелепому делу о рэкете, которое произошло еще до начала войны.

От мимолетной улыбки подбородок Сары дернулся.

– Все это кажется таким... неважным, не правда ли? Все, что случилось до войны.

– Да. Прошлое как-то потускнело.

– Но вы ведь вернетесь к нему.

Я покачал головой.

– Все переменилось. Вы разве не слышали, леди? Идет война.

– Нат, вы сейчас лучше спите?

Я улыбнулся ей.

– О да, конечно. Отлично. Нет проблем!

– У вас было несколько тяжелых ночей, там, на четвертом этаже.

– Но я спустился на нижние этажи, вы не забыли? Я вундеркинд, точнее, был бы им, будь я помоложе.

– Вы вообще немного спали. А когда засыпали...

Когда я засыпал, я видел кошмарные сны о фронте и просыпался со стонами, как Монок.

– Да, вы знаете, что доктор Уилкокс – волшебник? Он собрал мою голову в одно целое – кусочек за кусочком.