Ее чистый взгляд сводил его с ума, волны чувственности, исходившие от нее, ощущались даже на расстоянии.

Ремень сам выскользнул из шлевок змейкой, поблескивая тонкой серебряной пряжкой, как нервно трепещущим язычком. Затем пуговицы на гульфике. Их было пять, и он расстегнул все. Хотя Наз смотрела ему прямо в глаза и не отводила взгляда, он чувствовал: ее внимание приковано к паху, постепенно освобождавшемуся от одежды.

Наз кивнула. БК отпустил брюки, которые все еще продолжал придерживать, и они упали, как падает театральный занавес. Ноги обдало волной прохладного воздуха, по спине побежали мурашки.

Выражение взгляда Наз изменилось.

— Бо? — прошептала она, но ему почему-то послышалась насмешка. Такая же звучала в словах Мельхиора во время их поездки в Нью-Йорк, и это подстегнуло его. Он схватил Наз за обнаженные хрупкие плечи и крепко прижал к себе: в его порыве соединились желание, власть и презрение. Он прижался к ее губам и с силой протолкнул в рот свой язык. Через мгновение она отвечала ему поцелуем, прижимаясь к нему всем телом, и он потерял счет времени. Вдруг ее объятия ослабли, губы расслабились, и она убрала язык. Ее неожиданная реакция обескуражила его, и он невольно разжал объятия. Она смотрела вниз, на его ноги в спущенных шелковых носках и пах, закрытый такими же яркими шелковыми трусами, висевшими свободными складками.

— Я… я не знала.

БК захотелось ее ударить и стереть с ее лица выражение жалости, но еще больше ему хотелось ударить себя. Хотелось повернуться и выскочить из этой комнаты, прижимая одежду к груди, как отвергнутому любовнику. Но его отвергла не Наз. Это он отверг ее, вернее, отвергло тело. То самое тело, которое никогда в жизни не подводило его — ни на спортивной площадке, ни при поисках улик на месте преступления, ни при ношении одежды, в которой он выглядел мужчиной. Его тело отвергло плоть Наз, как избалованный кот отворачивается от блюдца со сливками. Но прежде чем он успел что-нибудь сделать, Наз повернулась к нему спиной. Да, она была настоящей профессионалкой. Она могла двигаться так, будто все тело ее было таким же мягким и манящим, как щеки, губы, грудь. Но теперь даже БК знал, что это было игрой.

— Вы не поможете мне с «молнией», мистер Геймин?

БК расстегнул «молнию» с таким равнодушием, будто та была на мешке для трупов. Фиалковая ткань разошлась, обнажая верх белых шелковых трусиков. Наз обернулась и, опираясь ему на плечо, выступила из платья, которое осталось в руках БК: он держал его за воротник и подол как знамя, которое не должно коснуться земли.

Она осталась в одних трусиках и чулках. БК еще мгновение держал платье в руках, потом не глядя бросил его туда, где, по словам Наз, была камера.

Наз тут же бросилась к нему.

— Я сейчас нажму сигнал тревоги. — Он поразился, каким деловитым и бесстрастным был ее шепот, и пришел в себя. — Они пошлют двоих. Мажордома Чул-му и Гаррисона, который работает…

— В комнате охраны, — закончил фразу БК. — А третий?

— Я не знала, что есть еще кто-то.

БК, так и оставшийся в трусах, оглядел комнату и пошел к кровати.

— Что ты…

С легким треском он оторвал один из шаров, венчавших кроватные стойки, и бросил его Наз, потом оторвал другой — для себя. Шары были чуть побольше кулака и выточены из массива орехового дерева, но воспользоваться ими можно было в непосредственной близости от тренированного Чул-му и пистолета Гаррисона. Оставался еще загадочный третий, если, конечно, он появится. И естественно, Сонг.

— Я не знаю, смогу ли ударить женщину, — признался БК.