На пороге пегасни стоит Сергиус Немов – высокий, длиннорукий, веселый, с торчащими выгоревшими волосами. В руках у него вилы. Мокша вздрагивает.

   – Ничего! Отстань! – торопливо кричит он и, прижав к груди горшок, ныряет в кустарник. Он идет быстро, почти бежит и все время трусливо оглядывается. Между ним и элем впервые возникает единение. Они оба напуганы, оба убегают.

   Самое смешное, что Сергиус Немов и не думает ни за кем гнаться. Он пожимает плечами и исчезает в пегасне.

   Глава вторая

   Песочная гиела

   Каждый писатель для меня вроде как бы сумасшедший. Особый пункт помешательства есть у каждого писателя, и задача критики в том, чтобы отыскать этот пункт.Корней Чуковский

   В дверь одиночно стукнули, и сразу же просунулась любопытная голова первоубитого Гоши. День или два назад он ухитрился покрасить волосы в синий цвет, а сбоку у негобыла завязанная ниткой прядь – мышиный хвостик. Сегодня Гоша был в желтой футболке, на которой было крупно написано:«Самый замечательный человек на свете находится под этой майкой!»

   – Рину можно? – спросил самый замечательный человек на свете.

   – Я за нее! – отозвалась Рина, сидящая на кровати и болтавшая ногами. – Чего тебе?

   Гоша молча сунул руку под футболку и извлек толстую тетрадь:

   – Вот! Тебя Суповна зовет! Поставь галочку, что я тебе передал!

   Рина послушно расписалась.

   – И время, пожалуйста!

   Рина проставила время. Пока она смотрела на часы, Фреда у нее за спиной хрюкнула от смеха. Гоша всех уже достал этой своей тетрадью. Целыми днями он бродил по ШНыру ивсем передавал поручения.

   «Распишись, что я передал тебе, чтобы ты в пегасне убрался!» – требовал он. «Поставь галочку, что ты предупрежден, что оставлять после себя в душе болото – свинство!», «Подтверди закорючкой, что я был с тобой вежлив и сказал тебе «спасибо»!»…

   – Это же глупо! – стонали все.

   – Пусть глупо! – говорил Гоша. – Зато раньше все отнекивались, что я им что-то передал, а теперь полная ясность! Вот галочка! Вот подпись!

   – Все! Написала! – Рина вернула Гоше тетрадь, но он остался на месте. Видимо, ему велели привести ее лично.

   Пока Рина обувалась, Гоша зыркал любопытными глазками по столу и подоконнику. Проверял, нет ли где утащенной столовской посуды. Если бы нашел – можно было бы устроить небольшое вымогательство. За ножкой кровати он углядел неуклюже спрятанную знакомую тарелку.

   – Чья кровать? – спросил он с предвкушением шантажа.

   – Алисы, – ответила Рина.

   Гоша померк. Связываться с Алисой было опасно. Она могла легко шарахнуть в него пнуфом, а потом сказать, что у нее не в порядке нервы.

   – Ладно, – вздохнул он. – Пусть Суповна разбирается! Идем!

   Рина пошла за Гошей. Пока они шли, Гоша делился свежими новостями. Этот ненырявший шныр, проводивший большую часть дня на кухне, ухитрялся знать абсолютно все. Видимо, кухня – это как перекресток дорог, куда невольно стекаются все человеческие потоки и, разнеженные сытостью, начинают безостановочно болтать.

   – Небо вокруг ШНыра забито гиелами! Четыре двойки!.. – сказал Гоша.

   – Зачем столько?

   – Меркурий говорит: у них учения.