И отца семейства, и его супругу. Что они собой представляют?
Барак повернулся ко мне.
— Рабочие люди. Он каменотес. Начал с того, как велика милость Всевышнего, позволившего обратиться с их делом с суд прошений, поскольку Он никогда не оставляет своей благодатью тех, в чьей душе живет истинная вера.
Барак сморщил нос.
— По-моему, они зациклены на Библии. Набожные люди, насколько я успел заметить, обычно выглядят весьма уверенными в себе, а эти Кайты больше напоминают парочку драных котов.
— Неудивительно, учитывая то, что случилось в их семье. Я понимаю.
Казалось, что Барак колеблется. Наконец он спросил:
— А вы что, и впрямь пойдете туда, где соберутся все эти припадочные, чтобы рвать на себе одежды и греметь своими цепями?
— Наверное.
Я снова заглянул в бумаги.
— Мальчику семнадцать лет. Предстал перед Тайным советом третьего марта за необузданное и непристойное поведение в склепе Крест Благовествующий собора Святого Павла, где «метался, издавая странные стоны и крики». Был направлен в Бедлам для излечения. Дальше — ничего. Никаких обследований состояния его здоровья врачом или консилиумом врачей не проводилось. Это против правил.
Барак устремил на меня очень серьезный взгляд.
— Ему еще повезло, что его не обвинили в ереси. Вспомните, что произошло с Ричардом Мекинсом и Джоном Коллинзом.
— Нынче совет ведет себя более осторожно.
Мекинс был пятнадцатилетним подмастерьем, которого сожгли на рыночной площади Смитфилда за то, что он посмел усомниться в присутствии плоти и крови Христовой в таинстве причастия. Дело Джона Коллинза было страшнее: этот юнец пустил стрелу в изваяние Христа внутри церкви. Многие посчитали его сумасшедшим, но поскольку в прошлом году король выпустил эдикт, позволяющий казнить умалишенных, Коллинза тоже сожгли заживо. Жестокость этих расправ заставила народ ополчиться против стальной религиозной узды, с помощью которой епископ Боннер правил городом. С тех пор аутодафе не случалось.
— Говорят, Боннер решил снова взяться за радикалов, — заметил Барак.
— То же самое я слышал вчера за ужином. А что думаешь обо всем этом ты, Джек?
У Барака до сих пор сохранились друзья среди тех субъектов, что работали на королевский суд, изображая из себя завсегдатаев таверн и пивнушек и рассказывая потом своим хозяевам о царящих в народе настроениях. Мне казалось, что совсем недавно он провел не один час, выпивая с этими сомнительными старыми приятелями.
Барак снова посмотрел на меня серьезным взглядом.
— Говорят, что теперь, когда Шотландия больше не представляет собой опасности, король хочет заключить союз с Испанией и пойти войной на Францию. Но для того, чтобы стать приемлемым союзником для императора Карла, он должен проявить жесткость по отношению к еретикам. Вот почему он, по слухам, проталкивает через парламент закон, который запретит женщинам и простолюдинам читать Библию, а епископу Боннеру предоставит более широкие полномочия чинить расправы над лондонскими переводчиками Библии. По крайней мере, так толкуют в Уайтхолле, так что я на вашем месте был бы поосторожнее с этим делом.
— Понятно. Спасибо тебе.
Информация Барака ставила меня в еще более щекотливое положение. Я выдавил из себя улыбку.
— А вчера за ужином до меня дошел слух, что король присмотрел себе новую жену. Леди Латимер.
— Насколько мне известно, это правда. Но на сей раз у него, похоже, не все гладко. Он не по нраву этой даме.
— Она ему отказала? — изумился я. |