|
— В пятницу, в полдень. — Хорошо. А теперь я ухожу. Я бросил злой взгляд на книгу, которая все так же лежала открытой на столе, и на Пирса, терпеливо стоявшего рядом со своим хозяином. Гай протестующе вздернул руку. — Нет, Мэтью, подожди. Гай закрыл атлас Везалия и протянул его Пирсу. — Забери ее, мой мальчик, и принеси нам вина. А потом можешь продолжить изучение книги, если есть желание. — Да, сэр. Гай дружески похлопал парня по плечу, и тот удалился. — Прости, Мэтью, мы ничем не желали оскорбить Роджера Эллиарда. Просто труд Везалия чрезвычайно важен для любого, кто занимается медициной, а ты ведь сам просил меня выяснить, как и отчего погиб твой друг. Причем, уверяю тебя, даже в те минуты, когда я этим занимался, я не переставал молиться о его бедной душе. Я улыбнулся. Я слишком хорошо знал Гая и его доброту, чтобы сердиться на него слишком долго. — Неужели этот твой Везалий такой выдающийся? — спросил я. — О да! И главным образом потому, что он положил начало совершенно новому подходу, основываясь на наблюдении, а не слепом следовании общепринятой доктрине. — В таком случае его труды не очень понравятся большинству врачей. — Конечно, ведь он подрывает их монополию на некое тайное знание, а кто знает, к чему это приведет? Я колебался, не зная, что делать. Он взглянул на диаграмму, висевшую на стене. — Вполне возможно, используя подход Везалия, можно поставить под сомнение и проверить сами основы медицинской науки, которые вплоть до сегодняшнего дня считались незыблемыми. Я проследил за его взглядом и тоже посмотрел на схему с нарисованными на ней сложными уравнениями и символами. Представление о том, что человеческое тело состоит из четырех главных жидкостей — черной желчи, желтой желчи, слизи и крови, — соответствующих четырем стихиям — земле, огню, воде и воздуху, — настолько прочно укоренилось в сознании людей, что я даже представить себе не мог, как можно бросить вызов этой догме. Точно так же, как и прописной истине, в соответствии с которой любая хворь человека вызвана дисбалансом между четырьмя стихиями его тела. Я вспомнил, как мы с Роджером обсуждали эту концепцию в последний вечер, когда я его видел. — В таком случае мне не рекомендуется есть салат, когда у меня плохое настроение, чтобы смягчить последствия разлития черной желчи?[15] — проговорил я. — Это облегчило бы мое состояние. Гай грустно улыбнулся. — Я бы скорее рекомендовал тебе посещение музыкального вечера или долгую прогулку по Линкольнс-Инн-филдз. — Только не эти поля, Гай. Похоже, именно там Роджер повстречал своего палача. В дверь постучали. Пирс принес высокий кувшин с вином и два бокала. Когда он ушел, я сказал: — Я обещал Дороти поймать убийцу, но беда в том, что я не знаю, как его ловить. — Мне известно лучше, чем кому бы то ни было, как много загадок ты разгадал в прошлом. Сейчас ты просто недооцениваешь самого себя. — Я был бы глупцом, если бы недооценил все сложности, связанные с этим делом. Из-за Пасхи и никудышной работы коронерских контор расследование начинается лишь через четыре дня после убийства. Четыре дня без официального расследования! Я надеялся на то, что королевский коронер ускорит ход событий, но этого не случилось. Готов поставить десять к одному, что убийцы уже нет в Лондоне, хотя при том, как обстоят дела, он вполне мог бы остаться здесь, втихомолку подсмеиваясь над коронерами, констеблями и их непроходимой глупостью. |
