Тыниссон дожевал последнюю пастилку, и они снова пили кофе, теперь с тройным коньяком, но голова оставалась тоскливо ясной, настроение портилось, и приходилось стараться, нагонять на себя хмель, улыбаться и веселиться.

- А это что?

Над морем, над барком, красивом, из старинных книг, плыла серебристая чушка с чухренком внизу.

- "Полярная звезда". Сегодня отправилась в рейс.

- Куда?

- В Буэнос-Айрес. Через Мадрид и Даккар. Шесть - семь дней, в зависимости от состояния атмосферы.

Дирижабль поднимался выше и выше, оставляя внизу дрязги, суету, несвободу.

"Дон", "Магдалина", и вот теперь "Полярная Звезда".

Не увижу. Ни до старости, ни вообще.

Вабилов резко отвернулся.

- Холодно. Вернемся. Только другим путем.

- Хорошо, - согласно кивнул Тыниссон.

Но путь был прежний: вдоль набережной, мимо Толстой Маргариты, и лишь в Старом Городе Тыниссон начал путать след - в сторону, назад, вбок. Заячий скок, право.

Вабилов не возражал. Гуляю. Вместе с Тыниссоном, но Тыниссон не в счет. Сам стелюся, сам лягаю. Патриотизьм с мягким знаком.

Они вышли на людную - по Ревельским меркам - улицу. Витрины, витрины… От бриллиантов Картье до японской бумажной чепухи. И цены - в кронах и, скромно, в скобочках - в золотых российских империалах. Очень золотых. Купить? Дюжину подвесок? Лучше согреться.

Они зашли в очередное кафе, и на этот раз Вабилов решился на кофе без коньяка. Вышло довольно странно, но приятно. Старых запасов в организме еще хватает. Спирто-кофеиновая смесь, прием за пять минут до атаки. Подарок миру. Пользуйтесь.

Он, отметая возражения Тыниссона, достал портмоне. Сдачу с полуимпериала не взял, приказал принести на нее газет. Вышел целый ворох, утренних, уже виденных, и дневных. Он выбрал одну, потолще и на русском. Первая страница, вторая, третья. Подготовка к вручению Нобелевской премии. Мимо. Положение на фронтах - три года каменной недвижности. Мимо. Новая вылазка спартаковцев: человек-бомба подрывает мост через Березину. Великая Лидия в реальной фильме "Аида". Дальше, дальше. А! Матч-реванш Алехин - Капабланка. Капа выиграл партию и сравнял счет. Тем интереснее. Он попытался разобрать партию, но на шестом ходу сбился. Однако! Он начал снова, хмуря лоб, растирая виски, и потерял позицию двумя ходами позднее.

- Шахматная доска в этом заведении найдется?

Нашлась, но он махнул рукой, после, потом.

- Домой!

- Минуту, я вызову авто, - предложил эстонец.

- Нет, пешком. Только пешком.

Оставив-таки империал на чай, пусть лопнут, и поддерживаемый Тыниссоном, он вышел на улицу.

Педалировать не стоит. Он освободился от эстонца - Сам. Нам в какую сторону? - и почти нормально, без шатаний и песен, пошел вдоль улицы. Ничего, неплохо устроились вольные эстонцы. Чистенько, уютно. Не будем нарушать покой. Не будем. Мы культурно, чин чином.

Сзади послышались торопливые шаги. Вабилов заметил, как Тыниссон подобрался, но через мгновение опять стал добродушным толстяком.

- Извините… Извините великодушно… Господин Вабилов? - к ним спешил явный русак.

- Он самый, - трудно не признать соотечественника, более того - земляка. Волгарь, может быть, даже астраханец.

- Не будете ли так любезны… соблаговолить… - прохожий сбился. - Можно вас на минуточку, - перешел он на обыденный язык.

Вабилов переглянулся с Тыниссоном. Тот покачал головой. Загадочные русские души.

- Рядом совсем. Вот. У меня здесь магазин. Хороший магазин, - и он завел их в "детское счастье". - Мы с женой читали газету, только что… Мы, русские, все так рады, так рады… Не сочтите за назойливость… От всей души, от чистого сердца… - владелец магазина снял с полки большую, перевязанную лентами коробку, развязал бант и откинул крышку.