Взяла ее за руку, осторожно вливая в измученную девушку часть собственного магического резерва. Так, чтобы она не заметила. Все же Десятая, могла и взбрыкнуть…

Подумала, что у нее и ребенка тоже все будет хорошо. Серые приглядят и за ней. Так долго, как смогут. Потому что у них своя война, и Белые вновь пытаются вернуть себе Эн..ск. Уже несколько раз прорывали границы, но их пока что удавалось отбрасывать. Степан сказал мне об этом, когда мы еще гуляли по пляжу. Затем заявил, что в Восточном Ковене сменилась власть, и ей довольны далеко не все Стаи. Слишком уж тоталитарный режим насаживал Мстислав, Первый Москвы. Те из альф, кто попадали к нему в немилость, могли запросто расстаться не только со своими Стаями, но рисковали быть развоплощенными.

Ему мало кто осмеливался перечить.

Я начала было расспрашивать у него про Мстислава, но Степан ничего особо и не знал. Эн..ск слишком далеко от столицы, а слухи… На то они и слухи, чтобы делить все на сто пятьдесят. Спросила еще про обнаглевших Белых, на что он заявил: беспокоиться мне не о чем, город он им не отдаст. Наверное, не хотел меня тревожить, потому что я уже была встревожена так, что дальше некуда!

А затем – звонок оборотня, которого Степан послал на квартиру к Херберту, и мы помчались в больницу.

Вскоре я усадила Марику на старый диван возле полузадохшейся пальмы в уголке отдыха отделения интенсивной терапии. Степан устроился рядом. Конечно же, рядом со мной, касаясь моего бедра своей ножищей в потертых синих джинсах! Я недовольно фыркнула. Хотела было возмутиться, но закрыла рот. У нас вооруженный нейтралитет, напомнила себе. Так и быть, на этот раз и его нога, и рука в опасной близости от моего бедра не будут расцениваться как попытка нарушения моих государственных границ!

Выдернула край слишком уж жизнерадостного желтого платья из-под самоуверенного оборотня.

– Подвинься! – приказала ему.

И пусть больше не думает ко мне прижиматься!

– Все из-за ремонта, – всхлипывая, заговорила Марика. – Дурацкий ремонт во всем виноват! Херберт хотел поскорее доделать детскую… Вчера начали красить, поэтому я уехала к родителям. Он позвонил мне этим утром. Сказал, что плохо себя чувствует. Я собиралась к нему, но Херберт запретил. Он боялся, что подхватил грипп.

– Какой еще грипп? – растерялась я, почему-то вспомнив слова Маргариты. Ее девочки тоже подцепили вирус на той злосчастной лекции, после чего изменились так, что их мать не находила себе места. – Он ведь Восьмой!

– Вот и я о чем! – всхлипнула Марика, вытирая салфеткой, протянутой ей Степаном, красный, распухший от рыданий нос. – Затем Херберт позвонил еще раз, голос у него был такой…

Замолчала, не в состоянии подобрать правильное слово.

– Напуганный? – спросил Степан.

– Растерянный? – подсказала я.

– Словно больше и не его. Все еще его, но уже не совсем… – Марика вновь всхлипнула, затем призналась, что окончательно запуталась. – Сказал, чтобы я собрала вещи и срочно уезжала из города.