— Такое сплошь и рядом случается, — кивнул сменщик. — Мужа сажают в тюрьму, и его лучший друг является, чтобы полакомиться тем, что после него осталось. Таков современный мир. Люди утратили чувство долга и приличия. Малость погулять, сходить налево, туда-сюда, подальше от семейного гнездышка… кто же станет возражать? До тех пор пока это шито-крыто. Пока это не нарушает течения семейной жизни и не препятствует каким-то важным делам. Ведь мужчина должен понимать, что для него действительно важно. А нынче вся беда в том, что людям это безразлично. Вся их жизнь крутится вокруг кончика члена, и ничего другого. Бессмысленно.

Нет, он ей совершенно не нравился. Следовало бы сейчас пойти и переговорить с Бруно Мессиной, рассказать ему все, что он хотел узнать, а потом порадовать отца бутылочкой хорошего просекко, чтобы отпраздновать продажу всех этих драных зонтиков, что он сумел продать в такой холодный мокрый и вообще скверный весенний день.

Он целиком и полностью в вашем распоряжении. — Роза встала и пошла к двери. Сменщик остановил ее.

— Давайте я подвезу вас до остановки или куда вам нужно, — предложил он. — Насквозь промокнете, вы совершенно неподходяще одеты. У меня машина. Никто и не узнает. Кроме того… — Полицейский вновь оглянулся на дом, где жил мясник. — Не думаю, чтобы он куда-то пошел.

Коллеги свернули за угол, путь оказался довольно длинный, метров триста или даже больше, Паскале все время держал раскрытый зонт над головой спутницы, а самого дождь просто залил. Машину агент поставил на узкой улице, что вела от старой бойни вниз и выглядела как деревенский проезд — пустая, тесная, забытая. Мостовую загромождали разбитые глиняные горшки, смытые дождем с травянистого склона Монте деи Коччи. Наблюдатели переступили через обломки и пошли к белому вэну, какими пользуются мелкие торговцы, припаркованному в одиночестве около двух огромных мусорных баков.

Сменщик остановился возле задней двери.

— Вы так и не потребовали, чтобы я предъявил свое удостоверение, — попенял он строгим и даже осуждающим тоном. — Знаете, если я кому-нибудь об этом расскажу, комиссару, например, это может плохо для вас обернуться.

— Извините.

Роза чувствовала себя вымотанной. Паскале сместил зонт в сторону, так что тот не полностью закрывал ее от дождя. Капли падали ей на ноги, которые и без того закоченели, молодой агент начала дрожать от холода.

— Нужно, чтобы вы на него взглянули. Оно у меня в машине.

Мысли у девушки путались, но она все-таки сообразила, что тут что-то не так.

Спутник положил руку ей на спину и подтолкнул к задней дверце вэна. В задней части его кузова не было окон. На бортах были какие-то надписи, но Роза не успела их разобрать. Буквы и эмблема, все кроваво-красное.

Паскале достал связку ключей, открыл дверцу. Подтолкнул коллегу вперед, чтобы она заглянула внутрь. Там лежал мужчина, весь опутанный веревками, как окорок перед копчением, во рту — какая-то тряпка, руки связаны за спиной, щиколотки примотаны одна к другой, так что бедолага мог только беспомощно перекатываться с боку на бок, не издавая ни звука. Внутри вэна было безукоризненно чисто, все обработано антисептиками, и попытки высвободиться приводили только к тому, что пойманный бился о фирменные белые контейнеры, наполненные свежим мясом.

Связанный человек на полу вэна был испуган. Его лицо показалось девушке знакомым. Да это же мясник с рынка! Она узнала его сразу же, и сама поразилась тому, что первым ее чувством была ярость, злость на самое себя за собственную глупость.

— Что обычно предлагают осужденному преступнику? — Теперь голос Паскале звучал совершенно иначе. Теперь это был надменный голос образованного человека, ощущающего свое превосходство.