— Я просто делал то, что мне было приказано, комиссар.

И это было истинной правдой. Все, что произошло, носило явственный отпечаток стиля Джорджио Браманте, который Фальконе узнал с самого начала. Все спланировано заранее, до последней детали, а на случай, если первоначальная схема даст сбой, имелись альтернативные запасные варианты.

И все равно Коста чувствовал себя не в своей тарелке. Браманте в последнюю минуту вполне мог убить обоих, и Абати, и Лео. И на этом его список закончился бы. И среди тех, кто на следующий день прочтет в газетах описание его «подвигов», наверняка найдется немало таких, кто выразит ему сочувствие.

Но Браманте оставил полицейского в живых, и это, кажется, разъярило инспектора более всего остального. Коста и раньше иногда замечал этот стальной блеск в его глазах, но не в последнее время. Похоже, дело стало для него чем-то вроде навязчивой идеи. Теперь он не сможет успокоиться, пока не будут выяснены и удовлетворительно объяснены все подробности дела, включая судьбу Алессио Браманте.

— Знаете, Лео, — сказал Мессина, — попробуйте поставьте себя на мое место. Вы теперь стали участниками этого дела. Все трое.

— Мы и вчера были его участниками, — возразил Фальконе. — И тогда это вас не волновало.

Мессина выглядел весьма удрученно. «Да он совсем запутался», — подумал Коста. И немудрено: карьера любого молодого комиссара всегда зависит от того, как он справляется с такими трудными делами.

— Вчера я полагал, что это будет не трудно… Либо вы быстренько сцапаете Браманте и покроете себя славой, либо провалите дело, и тогда — будем честны друг с другом — все будет кончено. И вы уйдете в отставку. Как мой отец.

Но Фальконе продолжал стоять на своем:

— Я все же не вижу, что с тех пор изменилось.

— Что изменилось? Сейчас объясню! Этот кровожадный ублюдок не прячется, не бегает от нас! У него, черт побери, хватает наглости сунуть свои кровавые делишки прямо нам под нос! Игра теперь пошла совсем другая! И я уже не могу… — Он на секунду посмотрел в сторону, потом продолжил: — Не могу принимать решения на основе личных отношений. Я просто хочу разгрести всю эту кашу. Немедленно. И до конца. Чтоб не было больше никаких трупов. Разве что труп Джорджио Браманте. Он уже причинил нам достаточно неприятностей.

Перони наклонился вперед и постучал толстым указательным пальцем по столешнице:

— А вы полагаете, что мы думаем иначе?

— Нет, — признал Мессина, откидываясь на спинку кресла и как-то съеживаясь. Никому не нравится смотреть на Перони с близкого расстояния, когда тот в бешенстве. — Я просто не желаю больше рисковать. Как вы трое смотрите на то, чтобы устроить себе небольшие каникулы? Фирма все оплачивает. Только не пейте слишком много. Скажем, на Сицилии. Женщин с собой возьмите. Патанатома тоже. Две недели. Да хоть месяц, я не возражаю.

Все трое переглянулись. Первым заговорил Перони:

— И кто мы такие, по вашему мнению?

— Что это должно означать? — осторожно осведомился комиссар.

Джанни ответил без малейшего промедления:

— Что это за действующий офицер полиции, который уезжает в отпуск, не закончив расследование вроде этого? И торчит в каком-нибудь пустом в это время года отеле и наливается вином за счет налогоплательщика — и все только потому, что вам не нравится, что он торчит у вас под рукой?

— Да не в этом дело… — начал было Мессина.

— И что это за старший офицер полиции, который позволяет себе даже думать о подобной возможности? — добавил Перони, перебив комиссара.

Бруно схватил со стола ручку и замахал ею на огромного полицейского:

— Это такой офицер полиции, который не любит ходить на похороны! Да поймите вы! Я опасаюсь за вашу жизнь! Если я не могу обеспечить вам полную безопасность в квестуре, куда, к черту, прикажете вас поместить? В тюрьму? И как оттуда вести расследование, а, Лео?! Отвечайте!

Фальконе размышлял над ответом недолго.