- Й-оксель-моксель... - еле слышно вымолвил совиноглазый Артём. Но такая случилась тишина, что все расслышали.

- А... а как же в газетах пишут... про Секондхендж...

- Да мало ли что там в газетах!

Преодолев оторопь, переглянулись.

- Ну, допустим! - с неестественной бодростью заговорил Арсений. - А если, скажем, политик? Тоже разомкнет?

Ответил дедок не сразу. Смикитил, видать, что выспрашивают не просто из любопытства.

- Разомкнет... - малость помедлив, согласился он.

- А этого-то с чем?

- А с идеей! Ради которой он все свои пакости творил. Бац - и готово. Пакости помнит, а идею забыл.

- Но... не убивал же никого...

- Политик? - недоверчиво привизгнув, переспросил старикан. - Не убивал? Окстись! Да на политиках больше кровушки, чем на всех героях вместе взятых. И вот ка-ак это все разом до него, до политика то есть, дойдет...

- До политика?! - теперь уже привизгнул Арсений. - Господь с тобой, дедушка! Ты что такое говоришь?

- Нет, тут-то, понятно, не дойдет, - нимало не смутясь, пояснил тот. - А там... - покосился он на каменные громады. - Там - мигом.

И все невольно отодвинулись от исполинской надолбы.

- Ты пойми, - проникновенно молвил дедок, с участием глядя на собеседника, - пока ты вместе со всеми, какой с тебя спрос? А как разомкнет - тут-то тебе даже и спрятаться не за кого... ни за Родину, ни за партию...

- Ну а, допустим, совсем молодой политик? - продолжал осторожно и неспроста выпытывать Арсений. - Юный, так сказать, неоперившийся...

- Да может, оно еще и хуже, что неоперившийся, - поразмыслив, сказал бомжеватый мудрец. - Молодой - он в идею крепче старого верит. Есть что с чем размыкать...

Замолчал товарищ Арсений, задумался. Видя такое дело, в беседу решил вступить товарищ Артём.

- А скажи-ка, дед... - завел он, и был в свою очередь внимательно осмотрен желтоватыми охальными глазенками.

- Тоже ученый? - с подковыркой полюбопытствовал дедок.

- Нет, - чуть замявшись, отозвался тот. - Я так... лаборант... - И опять поправил сбрую под пиджаком.

- И о чем же ты, лаборант, спросить хотел?

- Да насчет Стоунхенджа. Который в Англии... Там тоже так же?

- А, ты вон о чем... Нет, то размыкало, которое в Англии, оно давно уж не работает.

- Почему? Энергия кончилась?

- Как она тебе кончится? Капище-то на земное ядро закорочено.

- А почему ж тогда?

- Ключевую перемычку со столбов сняли - с тех пор и не работает.

Совиноглазый обернулся и внимательно осмотрел сумрачные каменные громады.

- А где она здесь, эта перемычка?

- Так тебе все и скажи! - ухмыльнулся старикан.

Теперь уже задумался Артём.

- Пвавивьно ви я... - запинаясь, начал поэт и тоже замолчал.

- Правильно, правильно... - ласково успокоил его дедок. - Все ты, голубь, понял правильно. Только соваться тебе туда не след.

Бледный одутловатый юноша в столыпинском галстуке зачарованно смотрел в просвет меж камнями. О чем он думал? Возможно, о том, что вот куда бы загнать всех этих классиков баклужинской литературы с их надменно искривленными лицами. Что они смыслят в новой космической поэзии, скованные традициями педанты? И, наверное, сладостно было представить, как сработает древнее размыкало - и прозреют слепцы, и поймут с ужасом, что всю жизнь следовали мертвым бессмысленным канонам, поклонялись мумиям...

- Вафы идовы - девево... - прошептал он так тихо, что не был понят никем. Поэтому последнюю фразу его есть резон перевести.

«Ваши идолы - дерево», - так прозвучала бы она в традиционном произношении.

- Спасибо тебе, дед! - внезапно выпав из раздумий, произнес сухопарый Арсений. - А вот где бы обо всем об этом еще и прочесть?

- Прочесть? - оторопел старикан, замигал. - Да понаписано-то много всего.