Итак, ликующая мисс Колуэлл вернулась в Мызу со всеми своими пожитками в одной руке и курицей в другой.

Глава третья

Удача сопутствовала ей. Парадная дверь Мызы была открыта, и Рена проскользнула внутрь. В доме было темно, и девушка решила, что граф все еще в пивной. Значит, она может спокойно устроиться на новом месте.

Бросив сумки на пол, Рена отправилась в кухню, продолжая крепко прижимать к себе Клару, которая тихонько попискивала, будто показывая, что теперь чувствует себя в безопасности.

Уютно устроив курицу в корзинке, девушка зажгла лампу и отправилась на поиски места, где можно было бы переночевать. Настоящую спальню она поищет завтра днем.

Одна лампа не могла прогнать из дома темноту; огромный особняк отвечал эхом на каждый шаг Рены. Девушка вдруг услышала, сколько в нем скрипов и странных шорохов. Дом простоял не одну сотню лет и пережил множество исторических событий, рождений, смертей и, быть может, даже убийств. Не такое уж сумасбродство представить себе, что парочка привидений может разгуливать по его коридорам.

«Что ж, все может быть», — подумала Рена. Девушка опьянела от победы; она почувствовала себя захмелевшей, дав волю тому, что так долго подавляла в своей природе: она постояла за себя и вышла победительницей и сейчас готова была вступить в бой с любым привидением.

У Рены было такое чувство, будто она заново родилась, но уже другим человеком, и ей хотелось кому-нибудь об этом рассказать. Но кто поймет?

«Он бы понял», — подумала вдруг девушка. Рена знала графа всего несколько часов, но интуиция подсказывала ей, что она может рассказать ему об этом новом чувстве и найти понимание.

Ах, если бы он скорее вернулся домой и они могли поговорить!

Теперь у девушки появилась возможность поразмышлять о графе на досуге, и она почувствовала, что такое времяпрепровождение ей очень по душе. Приятно было вспоминать его высокую, стройную фигуру. Даже через одежду просматривалось его закаленное годами активной службы на флоте сильное тело.

Рене нравилась его манера держать голову, как будто не было никого, с кем бы он боялся встретиться взглядом. Мужчина таким и должен быть.

Лицо графа было приятным, с правильными чертами и дружелюбной улыбкой, которая всегда была готова появиться на его губах, а взгляд был полон тепла и веселья — казалось, что смеяться для него так же естественно, как дышать.

Сначала это удивляло. Он говорил с какой-то ироничной интонацией, как будто фраза могла быть шутливой или серьезной в зависимости от того, как ее воспримет слушающий.

Ее дорогой папа, по-видимому, был прав: у Рены действительно была склонность к легкомыслию, ибо ее существо инстинктивно отзывалось на такую манеру разговаривать собственным весельем.

Опыт прожитых лет не подготовил Рену к встрече с таким мужчиной. Откровенно говоря, она вообще не была подготовлена к встрече ни с кем из противоположного пола.

Единственным мужчиной, которого Рена хорошо знала, был отец, воспринимавший жизнь и мир очень серьезно.

Родители беззаветно любили друг друга. Рене больше всего нравилось слушать мамины рассказы о том, как они с папой встретились.

Это было в точности, как у Ромео и Джульетты, ибо Саннингхиллы вовсе не обрадовались, когда их дочь влюбилась в молодого священнослужителя, приехавшего помогать пожилому викарию в церкви, которую семья посещала каждое воскресенье.

«Твой отец был одним из самых красивых мужчин, каких я когда-либо встречала, — говорила мать. — Он сказал, что полюбил меня с первой минуты, едва увидел, как я сажусь в церкви на семейную скамью, которую мы всегда занимали».

«Значит, вы влюбились друг в друга одновременно», — отозвалась Рена.

«Пожалуй, да, но тогда я не знала этого, потому что случай поговорить представился нам только спустя несколько недель.