Но все шло по плану. Ганс занес мизинец над головой Реймонда…

Оркестр разразился особенно бравурными аккордами. Свет погас.

И в этот момент Ганс нанес удар!

Фургон спасателей был припаркован на узкой улице между задним фасадом «Астории» и набережной реки. Уже давно стемнело; проплывающие суда зажгли сигнальные огни, а из многочисленных окон отеля струился желтоватый свет.

Изнутри фургон был выложен одеялами, чтобы Принцу было удобно на пути к тринадцатой платформе. Все пожитки спасателей тоже находились там, поскольку они не собирались задерживаться в Лондоне.

В углу лежал чемодан Ваксы. Задняя дверь фургона осталась открытой, и свежий воздух проникал к туманчику через дырочки, проделанные в верхней крышке, но зверек все равно недовольно ворчал. По его мнению, он уже вырос из чемодана. Он был свободным существом, он уже привык к обществу!

Ворочаясь на мшистой подстилке, туманчик вонзил свои острые зубки в фибровую крышку чемодана и вскоре нашел непрочное место — там, где края одной из дырок обтрепались. Перед ним мелькнул проблеск надежды, и он принялся грызть с удвоенной силой.

Водитель ничего не заметил: он смотрел на мальчика, притаившегося на вершине пожарной лестницы. Как только Бен подаст сигнал своим фонариком, он подъедет к служебному входу отеля.

В обеденном зале «Астории» гости ждали, когда подадут десерт. Оркестр наигрывал танго.

— Здесь ужасно жарко, — пожаловалась девушка, сидевшая за одним из столиков, и позвала официанта.

Туманчик продолжал грызть. Он был доволен: его усилия не пропадали даром. Дыра становилась все больше и больше. Вот наружу высунулись его усы, затем нос… и он вдруг оказался на свободе!

Дрожа от радостного возбуждения, зверек сел и осмотрелся. В этот момент официант открыл окно в зале, выпустив в ночь мелодию играющего оркестра.

Музыка! И какая музыка! Туманчик никогда в жизни не слышал, как играет настоящий оркестр. Его глаза расширились, усы вздрогнули. Потом он с глухим стуком выпрыгнул из фургона и побежал по мостовой.

Водитель по-прежнему смотрел на Бена. Переваливаясь, словно ожившая подушка, туманчик пересек улицу, подпрыгнул, пытаясь ухватиться за нижнюю перекладину пожарной лестницы, промахнулся, попробовал снова… На этот раз ему удалось зацепиться.

«Ум-па-па, ум-па-па» — гремел оркестр. Пели скрипки, летали смычки… Бен бросил взгляд на железные перекладины лестницы; ему показалось, что он заметил внизу что-то белое. Нет, должно быть, померещилось…

Отель стоял над рекой, а речные отмели кишели крысами: крупными, сообразительными крысами, прокопавшими для себя ходы в здание. Выбившись из сил на второй ступеньке пожарной лестницы, туманчик увидел дыру в кирпичной кладке и нырнул туда. Крысиная нора выходила наружу возле кухни, за кладовкой, а оттуда другая нора шла к буфетной, откуда официанты забирали подносы с блюдами. Туманчику нужно было всего лишь пересечь коридор, пробежать через распахнутую дверь…

Теперь он был там, где хотел быть, где ему следовало быть — среди этих восхитительных звуков. Он появился как раз в тот момент, когда торт увозили за сцену и зал погрузился во тьму, но это не имело значения, поскольку оркестр продолжал играть венский вальс.

Туманчик выбежал на середину зала и сел на пол. Никогда, никогда ему не приходилось слышать ничего столь прекрасного! Шерстка на его загривке встала дыбом. Он вздрагивал от счастья, чутко поводя большими круглыми ушами.

— А-аах! — вздохнул туманчик. — А-аах… а-аах! Сначала волны тумана были почти незаметны; туманчик выдохся от усилий и еще не успел свыкнуться с незнакомой обстановкой. Но по мере того как мелодия все глубже проникала в его душу, облака белого тумана, поднимавшиеся от его дыхания, становились все гуще и плотнее.