Денис заставил себя отвернуться. Никто никого не убивал, и даже не собирался. «Милые бранятся, только тешатся… Бьет – значит любит!» – типичные отечественные парадоксальные поговорки, отражающие особенности той самой непостижимой русской души.

Что это у Людки за парень? Никакой он не двойник, отражающий темную половину Денисовой натуры. У него точно такая своя половина имеется! Примерно одинаковый возраст, телосложение, один тип лица, похожие прически, и больше ничего.

Выбравшись из палисадника, Денис обстучал туфли на асфальте – остались жирные черные следы. На полу беседки белели окурки, никак не меньше полупачки. Он вспомнил о магазине на Богатяновской. Но идти никуда уже не хотелось. Ничего не хотелось.

Окно Людки Борщевской тихо погасло.

Денис поднялся на бетонное крыльцо подъезда. Пора домой.

– Ну ей-богу, да я и понятия не имел, кто она такая и чем занимается! Ну, было у нас пару раз, это само… Девка – супер, выставка достижений, понимаешь?..

Гуль попытался непринужденно подмигнуть, но напряженно блестящий в черноте кровоподтека глаз лишь болезненно дернулся.

– Да я и имени-то не знал толком. Ну, правда. Лялечка, говорю, какие у нас дела? Я их всех ляльками зову, гражданин следователь, кого хочешь спроси, ну!.. Она звонит, ты сегодня чего делать будешь? Это типа намек, не расслабиться ли нам, и все такое. Не вопрос, говорю, приезжай. Ну, она приезжает, я за поддачей уже слетал, она стол накрыла, все красиво, понимаете?

Еще одно конвульсивное подергивание.

– А что она там пакет в прихожей бросила, так мне какое дело до ее пакета? Ну валяется и валяется, не буду же я туда лазить, мне и так есть куда лазить, когда такая лялька на коленях сидит, понимаешь?..

Следователь Курбатов слушал его, равнодушно разглядывая заросшую волосками переносицу подследственного. Белая гладь протокола допроса оставалась практически нетронутой. Да и что там писать? Четыре дня назад Курбатов предъявил им обоим: Гулевичу и этой бабе, Сухановой, обвинение по статье 222 – незаконное хранение взрывчатых веществ. Две двухсотграммовые тротиловые шашки – не пустяк по нынешним временам! Из ИВС  Гуля перевели в СИЗО , где кормежка была немного получше, зато соседи по камере – не в пример злее и отчаянней. В сумме выходило, что Гуль, которого сокамерники невзлюбили с самого начала, все равно оставался без жратвы, без сна, и едва ли не все двадцать четыре часа в сутки летал от стены к стене. На третью ночь один из авторитетов камеры по кличке Зафир, занимающий почетное нижнее место у окна, подозвал Гуля к себе, угостил его сигаретой и попытался вызвать на душевный разговор. Но замордованный новичок так и не сообщил ничего интересного, продолжая придерживаться линии «бабы – суки, жизнь – говно». Короче, не хотел брать на себя ни взрыв в прачечной, ни подрыв городского прокурора!

– Да какой же из меня взрыватель, да ты посмотри, начальник!! – заголосил после паузы Гулевич. – А? «Народная воля» и Бен Ладен вместе взятые, правда? Ну?.. Га-а-а!..

И, несмотря на прессинг, Гуль все-таки продолжал валять ваньку. Вот что настораживало Курбатова. Это не просто идиотское упорство. Это железная воля, большой опыт подобных акций, серьезная специальная подготовка… У него, чувствуется, о-о-о-чень богатая биография. Парень явно не из простых. «Народная воля» – надо же! А поет – заслушаешься… Пришел бы неопытный, молодой следователь, вполне мог уши развесить!

– Дак знал бы я, что у ней бомба в пакете, дак стал бы я с ней разговаривать, ну? Послал бы на все четыре стороны – до свиданья! Ну! Курбатов наконец разжал губы во второй раз:

– В прачечной и на набережной использовалась взрывчатка, идентичная по спектру с той, что изъята у вас.