Газик чуть не присел, замотал своей круглой большой головой.

— Не могу, ты что, — говорит. — Метла убьет меня.

— Жив будешь, не умрешь, — сказала Машка Вешняк. И водит своей дурацкой ракетницей перед его лицом, будто примеривается, куда пальнуть. — Ну?..

— Нет, — сказал Газик. — Ты не выстрелишь все равно. А Метла — он выстрелит.

— Дурак… — Машка Вешняк сплюнула под ноги и попала на свои апельсиновые туфли.

— Это даже не считается, это то же, что я сама себе рукой сделаю. Ты же — плюшевый, Газон. Ты — ненастоящий… Ну?

У Машки глаза злые и блудливые; Газик снова замотал головой. Его пронырливый орган упруго ворочался где-то внизу, требуя свободы, но страх перед Метлой был сильнее. Метла — он-то как раз и поступит с ним, как с плюшевой игрушкой: оторвет руки-ноги, глаза выкрутит, распотрошит, а потом затолкает в печь на городской свалке.

— Шла бы ты лучше к нему, — сказал Газик. — И все проблемы. Если хочешь, я тебя на своей машине подброшу. Идет?

— А ты мне не советуй… животное. Делай что говорят. Иначе проглотишь вот это — через задницу вылетит.

И совершенно пьяная Машка Вешняк ударила его в подбородок ракетницей. Когда с такими вещами слишком долго играешься, всегда что-то происходит. Произошло и сейчас: во время удара Машка случайно задела спуск, а Газик пытался отвести ее руку в сторону, чтобы развернуться и пойти обратно к своей Ире Якимович с городского пляжа, и…

Ба-ах!!

И ракета, конечно, взлетела второй раз.

Она припудрила раскаленной пылью щеки Газика Димирчяна, опалила брови и ресницы.

Она ослепила на миг блудливые глаза Машки Вешняк. Длинное дымное туловище зеленого монстра вытянулось под углом в сорок пять градусов, вспышкой отразилось в окнах первого и второго этажей… Ракета выла, и свистела, и пританцовывала в воздухе.

А потом врезалась в стекло на третьем этаже, и стекло празднично брызнуло в стороны, словно мерцающее конфетти. Газик мог видеть, как огонь ударился в потолок квартиры, отскочил, ударился в пол, зашипел вдвое громче, яростнее, заметался по квартире, постепенно утрачивая свой зеленый цвет и превращаясь в обычное рыжее пламя.

Машка Вешняк сидела на корточках и терла глаза, ворча что-то себе под нос. Гости вскочили со скамеек.

— Ты, кобыла… припизженная… — прохрипел Газик, с трудом глотая воздух. — Ты что наделала?..

— Пошел ты, — просто сказала Машка Вешняк.

Газик увидел ее каменное правильное лицо с нарисованными глазами, с короткой, вставшей дыбом от огня челкой, и понял, что будет дальше. Понял, что лучше ему было вдуть штыка этой сучке, как она хотела. Да-да, если даже при этом пришлось бы гавкать, подражая Машкиному ротвейлеру по кличке Додик, и пробежать потом голым на карачках через весь двор.

Потому что теперь ему точно хана. Точно.

— Ты ничего не видела и ничего не знаешь, — задребезжал голос Газика Димирчяна.

— Тебя здесь даже не было.

Нетвердой рукой он выхватил у нее ракетницу и сунул себе в карман. Ствол был горячим, как клеймо… — а может, Газику просто показалось. Гости из беседки бежали к нему, то и дело оглядываясь на окна третьего этажа, где занималось апельсиновое, под цвет штанов Машки Вешняк, зарево.

— Метле тоже — ни слова, — быстро проговорил Газик. — Стрелял я. Я. Потому что пьяный был.

— Еще потому что ты — плюшевый козел, — холодно добавила Машка.

— Да, — согласился Газик. — Только… не говори Метле.