— …Алло, ты отключился, Сережа? — с улыбкой переспросила мама.

— Да, то есть… Спасибо, ма. Не думаю, что мой материал сгодится для «Кулинарной газеты».

— Смотри сам. На твоем месте я бы уволилась из этой твоей купи-продай-конторы и спокойно посидела месяцдругой над статьей. А там бы уже отдала ее хоть… в «Ньюсуик».

Сергей энергично прикончил последний голубец.

— Может, я так и сделаю, — сказал он.

За чаем мама попыталась снова перевести разговор на «этих женщин». Так она называла Светку Бернадскую, Зою и всех остальных обитательниц Тиходонска в возрасте от девятнадцати до тридцати пяти, физически здоровых, незамужних, бездетных, с которыми, как она полагала, мог иметь дела Сережин папочка. Сергей извинился, сказал, что у него полно работы, — и вернулся в свою комнату.

Заперся. Лег на кровать, положив под голову крупные ладони. И тяжело задумался.

Все, что он сообщал майору Агееву, было враньем. Или почти все.

С тех самых пор, когда Сергей Курлов устроился в «Визире», куратор получил в лучшем случае одну-две правдивые, информативные — как он сам это называет, — докладные. Все остальные листки были заполнены поносом, обычным поносом из грамотно составленных, стилистически безукоризненных (даже когда речь заходила о Гоге и кладовщице Алене Прокофьевой) фраз, которыми обычно забивают «белые пятна» на полосах бульварных газет.

Сергей в самом деле обшарил несколько принадлежащих «Визирю» складов, несколько раз тайком от Паши Дрына исследовал содержимое коробок и банок, перевозимых на фургоне. И нашел то, что искал. Без особого, надо сказать, труда. Упаковки с салями, которые предназначались для «Лабинки» и «Пальмы» (эти две «точки» считались наиболее прибыльными в системе) частенько оказывались нашпигованными пластиковыми шариками с героином. Каждый шарик рассчитан на одну дозу: от половинки до двух «кубиков», в зависимости от качества порошка. Дешевый «коричневый» героин Сергей находил также в консервных банках. Однажды наудачу открыл банку шпрот — точно таких же, какими его потчевал однажды Ираклий.

Порошок был и там.

Но докладывать о своих находках Сергей Курлов никому не собирался.

Еще чего.

Он чувствовал… нет, он знал наверняка, что когда пятнисто-зеленые хлопцы из отдела по борьбе с наркоманией налетят на «Визирь», то его расплющит между противоборствующими силами.

Неизвестно, как это будет: то ли в перестрелке кто-то — равновероятно с любой стороны — засадит пулю ему в голову, то ли его уберут как нежелательного свидетеля, то ли как провокатора, то ли как запачкавшегося агента… Но он обязательно окажется одним из первых пострадавших, одним из тех, кто останется плавать в соусе из собственных мозгов, повиснет на пере или на жгуте из тюремной простыни.

Сергей не хотел этого. Он принял единственно правильное решение: потихоньку, не привлекая пристального внимания ни тех ни других, работать грузчиком, выжидая подходящего момента. Когда такой момент наступит, захватить партию порошка покрупнее и сделать всем ручкой. Один не совсем приличный жест. Адресованный как Агееву, так и Хою с Вал Валычем.

Да пошли они все. Монтажницы в типографии к тому времени уже будут лепить свежие, с пылу с жару диапозитивы «Хроники стукача», скандальные газеты перегрызутся за эксклюзив, одну кассету он отошлет. Артему Боровику для телепередачи «Совершенно секретно», а электронную версию даже в Штатах успеют зачитать до дыр.

А он сдаст оптом товар и найдет себе тихое дно где-нибудь в ближнем зарубежье.