— Ладно. Небось не чужие. Если мы поженимся, ты тоже стесняться будешь?

— Дурак.

— Почему дурак? В жизни всякое бывает. Ходишь с парнем, он тебе цветы дарит, а потом раз! И посадил в каталажку! Или наоборот: ворвался человек, вот так, как я — и на всю жизнь счастливы. Я тебя, если хочешь знать, давно люблю.

— Мне в туалет надо!

Прежде чем пустить ее в уборную, я все осмотрел там, чтобы никаких колющих и режущих. Нашел отвертку на полке, спрятал в карман. Сливной бачок, кстати, был сломан, и я со злорадством подумал о Петровском: каков урод, трахнул девушку, а бачок не отладил. Пока я стоял и ухмылялся, Валерия неожиданно толкнула дверь и заперла на задвижку с той стороны.

— Сиди там, женишок! — говорит. — Оттуда тебя и в загс отведут. Под конвоем.

Ей бы лучше сразу схватить табуретку и бросить в окно, чтобы привлечь людей. Или поджечь занавески, а самой отвлечь меня, пока не разгорится как следует… Но вместо этого она, как воспитанная девочка, побежала в гостиную набирать «02».

Даже дверь уборной не подперла.

Я выбил замок с первого раза, при моих-то габаритах иначе и быть не могло. Она успела набрать "О" и смотрела во все глаза, как я приближаюсь. Огромные темно-серебристые глаза, откуда только они у нее такие? Я положил одну руку на рычаг телефона, другой схватил ее за плечо, тряхнул. Халат с нее слетел в два счета, а под ним ничего и не было, она даже руками закрываться не стала, смотрела обреченно, и все. Но я же не насильник!

— Одевайся. Если схитришь еще раз, я тебя на цепь посажу.

Потом сводил ее куда хотела, привел обратно в комнату.

— Ладно, — говорю. — Читай дальше.

…Погода вчера стояла мерзкая, даже не стояла, а скорее висела — холодной, мокрой, грязной занавеской. Я перед тем, как бомжа замолотить, сделал последнюю попытку уладить все по-хорошему: позвонил из автомата Родику Байдаку. Своему старинному корефану.

— Родь, — сказал я ему, — вот мы с тобой не первый год друг друга знаем, я видел, что сделали с Метлой, и знаю, что хотели сделать со мной вчера на вокзале… Только ты не говори, что не имеешь к этому ни малейшего отношения.

— Я и не говорю, — сказал Родик спокойно. — Ты откуда звонишь?

— Какая тебе разница… Я как друг тебе говорю: не надо за мной гоняться, Родь.

Всем будет плохо. Я ведь пока не собираюсь никого сдавать.

— Знаю. От тебя этого и не требуется. Ты когда ко мне подъедешь?

— Успокойся. Лучше скажи, только честно: ты можешь что-нибудь сделать, чтобы все это прекратилось? Чтобы я мог спокойно жить?

— Нет, — сказал Родик честно. — Ты жить не будешь, Серый. Вообще. Однозначно.

Это я как друг тебе говорю. Поэтому лучше сам приди. Деваться тебе некуда. От нас спрячешься — менты найдут. Мы на тебя Дрына повесили. И Метлу тоже.

Я аж задохнулся от ненависти.

— Спасибо, Родик, спасибо, корефан… Значит, ты рассудил, что мне не жить? — спокойно так говорю, я ему многое хотел высказать, но спокойствия не хватило.

— Да я тебе, папенькиному сучонку, башку крысиную оторву, я вас всех покрошу, я твоего папашу…

— Пока, Серый, — а у него спокойствия всегда хватало. Положил трубку, как будто мы об обеде у Ираклия договорились.

Может, именно это меня и взвинтило. Не повезло тому бомжу. И Валерии не повезло.

Ей бы на десять минут позже прийти. Или на пять раньше… Нет, угораздило! Даже дверь захлопнуть не догадалась…

Она стояла в своем долгополом белом плаще и джинсах, вытирала ноги о подстилку и зонтик стряхивала.