Военная тюрьма парижского Военного совета — необычная тюрьма, и именно поэтому план де Наарбовека мог оказаться удачным; если бы его пытались осуществить в тюрьме Санте или в тюрьме Рокетт, он, несомненно, провалился бы.

Военный трибунал занимает старинный особняк. В апартаментах второго этажа, служивших некогда для приемов, а теперь разделенных на маленькие комнаты, — установлены письменные столы, и только главный салон превращен в зал заседаний. В первом этаже, где, очевидно, в прошлом веке находились кухни и другие подсобные помещения, устроена собственно тюрьма. Именно в этих комнатах, превращенных в камеры, обвиняемые ждут часа, когда предстанут перед судьями.

Никому не могло прийти в голову, что низкая, почти не заметная дверь в вестибюле напротив лестницы, ведущей на второй этаж, есть не что иное, как вход в тюрьму. В действительности же каждый, кто входил в эту дверь, оказывался в тюремном коридоре.

У входа в тюрьму обычно стоял страж, задача которого была не столько наблюдать за заключенными и препятствовать их бегству, сколько открывать двери тем, кому нужно войти в это мрачное место. Поэтому ночью наблюдение становилось менее бдительным.

Де Наарбовек знал, что решено было, вплоть до дня процесса над Фандором, назначить еще одного стража, заступавшего на пост в шесть часов.

Было уже больше шести часов. По всей вероятности, когда мнимые адвокаты постучат изнутри, их должен будет выпустить именно этот новый охранник. Наарбовек не без волнения постучал указательным пальцем в форточку на двери, прикрытую тяжелой шторой.

Раздались шаги, дверь приоткрылась, появился силуэт стражника, и Фандор с облегчением вздохнул: он не знал этого охранника.

— Как? — воскликнул караульный, отдавая честь людям в мантиях. — Вас двое?

— Естественно, любезный, — отвечал Наарбовек совершенно спокойно, — разве ваш товарищ не предупредил вас, что со мной будет мой секретарь?

— Я понял так, что он еще придет, — сказал стражник. — Я не знал, что он уже там.

Но барон де Наарбовек прервал его, со смехом сказав:

— И мы вместе выходим… что же может быть естественнее?

— Это ваше право, — пробурчал стражник. — Вы уже закончили допрос обвиняемого Фандора?

Тюремщик хотел войти в коридор, чтобы проверить, хорошо ли заперта дверь камеры.

Наарбовек остановил его.

— Милейший, — сказал он, сунув серебряную монету ему в руку, — в этой одежде нам неудобно выходить на улицу. Будьте любезны, приведите ко входу во двор фиакр.

Тюремщик, отложив заботу о двери камеры Фандора, провел двух адвокатов во двор и подождал у ворот, пока проедет какой-нибудь экипаж. Вскоре у тротуара остановился автомобиль. Секунда, и барон де Наарбовек в сопровождении бледного от волнения Жерома Фандора оказался в такси; помахав рукой почтительному стражу, который низко поклонился, он дал шоферу адрес: «Во Дворец правосудия!»

Однако, доехав до улицы Ренн, барон де Наарбовек изменил пункт назначения.

— Ну, господин Фандор, что вы скажете теперь?

— Ах, барон! Как мне выразить вам свою признательность! Но, может быть, теперь вы мне все объясните?

Де Наарбовек улыбался странной и таинственной улыбкой. Продолжая молчать, он с удовольствием смотрел на журналиста, изумление которого возрастало.

Дерзко покинув тюрьму Военного совета, Фандор и барон де Наарбовек поспешно пересекли весь Париж. Понятно, они воздержались от поездки во Дворец правосудия; по указаниям барона, такси поднялось по улице Лепик, потом на Монмартр и, немного поплутав, остановилось на маленькой пустынной и мрачной улице, перед домом довольно жалкого вида, фасад которого освещал раскачивающийся вдалеке газовый фонарь.