– Если захочешь поговорить, я всегда тебя выслу­шаю.

– Да, знаю.

Ева вышла из кухни и устремилась прямо к двери. Лицо ее было мрачным.

– Идем, Пибоди. Чарльз, сообщите мне имя тор­говца, как только узнаете.

Делия взглядом извинилась перед Монро и побежа­ла вдогонку за начальницей.

– Даллас! Что случилось?

– Еще одно убийство.

Молодая женщина по имени Грейс Лутц пыталась сделать унылую малогабаритную квартирку более уют­ной и жизнерадостной с помощью занавесок с оборка­ми и недорогих репродукций в недорогих рамках.

Сейчас здесь пахло кровью, смертью, сексом и аро­матическими свечами.

На столе вновь стояла бутылка, на этот раз каберне. И на этот раз почти пустая. Музыка доносилась из де­шевого музыкального центра, стоявшего рядом с рас­кладным диваном, который служил кроватью.

Тут не было ни компьютера, ни видео, только теле­фон. Но зато имелись книги, тщательно подобранные и гордо стоящие на крашеной полке, прибитой к стене. Имелись фотографии Грейс с мужчиной и женщиной, которых Ева приняла за ее родителей. Имелась малень­кая стеклянная ваза с весенними ромашками, лепестки которых усеяли крышку тумбочки.

Кухня представляла собой уголок столовой, где стоя­ли плита с двумя конфорками, маленькая раковина и мини-холодильник. В холодильнике лежала коробка с яйцами, стоял пакет молока и баночка с клубничным джемом.

Здесь не было никакого вина. Кроме того, которое ее убило.

«Грейс не тратила денег на вещи, – думала Ева. – И, судя по содержимому шкафа, на тряпки тоже. Она работала в библиотеке, но тратилась на книги. И новое платье, которое теперь небрежно валялось полу…»

– На этот раз он знал, что делает. Никаких следов паники. Все было обдумано заранее.

– Они принадлежали к совершенно разным типам, – заметила Пибоди. – Эта девушка совсем нетронутая, что называется «чистый лист». Ногти короткие, аккуратно остриженные и без лака. Ничего броского и шикарного.

– Да, они из разных экономических слоев. И соци­альных тоже. Эта была домоседкой. – Ева осмотрела пятна засохшей крови на простыне и ляжках жертвы. – Медицинская экспертиза наверняка подтвердит, что она была девственницей. – Она нагнулась. – Синяки на ляжках, бедрах и груди. Он был груб с ней. Пибоди, про­верь видеозаписи и скажи, с кем мы имеем дело.

– Есть, лейтенант.

«Почему он причинял тебе боль? – думала Ева, изу­чая труп. – Почему он хотел этого?»

Сидя на корточках рядом с мертвой, она вспомина­ла себя, скорчившуюся в углу. Зверски избитую, по­крытую синяками, окровавленную.

«Потому что я могу».

Ева отогнала этот образ и поднялась на ноги. Боль может быть сексуальной, может быть частью обольще­ния. Но здесь не было ничего романтического. Хотя он по-прежнему использовал лепестки роз, свечи, вино и музыку.

Почему эта сцена казалась злой пародией на роман­тику, а не искренней попыткой создать соответствую­щее настроение? Было выпито слишком много вина, часть которого пролилась на стол и ковер. Огарки свеч стояли в засохших лужах воска. Рукав нового платья был порван.

За всем этим скрывалось насилие, отсутствовавшее в первом случае. Может быть, он потерял власть над со­бой? И счел убийство более привлекательным, чем секс?

Вернулась Пибоди.

– Видеокамера была только одна. У входной двери. Я взяла дискету с записью прошедшего вечера и ночи. Ни в коридоре, ни в лифтах камер нет.

– Ладно.