Мы выпили по бокалу дешевого красного вина, причем Ромуальдос, как представился наш хозяин, отпил лишь половину. Затем он медленно, ритуально обошел комнату, зажигая свечи, которых оказалось множество. Наверно, парень вспоминал, как при этих свечах молилась его сестра. Потом встал в центре, вопросительно глядя на заказчиков. Чак кивнул на меня. Роми оказался на полголовы ниже и я осторожно сняла с его волос косынку — густые, блестящие, прямые, как у индейца пряди упали на лоб и щеки. Он опустил ресницы и мне показалось, что тонкие губы зашевелились, что-то шепча.

Надо немедленно прекратить все это. Совсем не похоже на развеселый «бардачок», задуманный Солом. Скорее, совращение подростка.

— Можешь остаться. Я ухожу одна.

Молниеносным движением Чак отбросил меня на кровать, скрипнувшую старыми пружинами. Чтобы не мять белого, ручной работы и столетней, должно быть, давности, кружевного покрывала, я сдвинулась на самый краешек и прямо ко мне Чак подтолкнул Роми.

Парень послушно застыл возле моих колен и стало заметно, что вишневый бархат болеро вытерт и перешит, золотая тесьма местами осыпалась, а в веренице латунных пуговок уцелели немногие. Я расстегнула лиф своего сарафана и отбросила его, гордо распрямив плечи. Освобожденные от шпилек волосы рассыпались по спине.

— Я тебе нравлюсь?

Он кивнул, опустив глаза. Тогда я сняла болеро и стала расстегивать пуговки на шелковой, тоже старой и явно с чужого, широкого плеча, рубахе. Открылась длинная шея с пульсирующей жилкой, гладкая загорелая грудь с амулетом на замызганном кожаном ремешке. Акулий зуб или еще чей-то. Наверно, от сглаза и от таких вот циничных бандитов, как мы. Я приложила горячие губы к амулету, а потом к его едва обозначенным смуглым соскам. Вроде перекрестила. И, в довершении, опустив пояс его атласных брюк, коснулась губами кудрявого черного холмика…

…Мы покинули этот дом на рассвете.

— Не надо провожать. Сами найдем, — Чак махнул рукой в сторону синеющего внизу моря.

Роми кивнул. Он был одет во вчерашний костюм и выглядел так, будто ничего не произошло.

— Ну, расти большой, — высказала я заведомо непонятное парню пожелание.

— Один момент! Сеньора хочет золото? — вспомнил он мое вчерашнее пожелание и, не желая упускать бизнес, живо достал из-за пазухи коробку с прикрепленными на темно-синем бархате крестиками и образками.

— Да брось дурить, Дикси! Здесь и не пахнет золотом!

— О'кей, ченч? — обратилась я к парню, пропустив реплику Чака.

Затем сняла с шеи довольно толстенькую цепь трехцветного золота и протянула ему. Он не понял:

— Не имею денег покупать.

— Ченч, ченч, — я протянула руку к амулету на его груди.

— Это? — изумился парень.

— Да, да!

Мы обменялись дарами под ироничным взглядом Чака, прислонившегося к стволу дерева. Я нацепила на шею зуб акулы.

— Это нога большого краба. Я сам поймал. Сеньора будет очень быстро бегать! — объяснил мне обрадованный «тореадор» и даже помахал нам вслед.

— Вот так «старушка» в первый раз купила любовь юнца, — объяснила я Чаку, тянущему меня вниз почти бегом.

— Я достаточно заплатил ему за двоих.

— А может, я просто влюбилась! Да не тащи так. Эта крабья нога еще не начала действовать. Не могу бегать после такой ночи.

— Мне чертовски хочется в море — прямо отсюда и нырнул бы!

— Тебе всегда чего-то хочется, счастливчик.

— По-моему, это ты пять минут назад выпрашивала у мальчишки его игрушку и разбрасывалась дорогими украшениями.