.
— Давай помогу.
— Помоги, если хочешь. Я только полминуты передохну…
Лопатка была довольно острая. Легко резала тонкие корни и глинистые комки. Но это у меня легко. Надо сказать, я сильная. А у мальчонки-то руки-прутики. И все же он очень скоро сказал;
— Ну, все. Теперь я.
— Подожди. Я же только начала.
— Нет, теперь я… — И потянул лопатку. Я отдала, но через минуту взяла снова. Скоро мы углубились больше, чем на полметра.
— Хватит, наверно? — выдохнула я.
— Да… — Он опять приоткрыл кота, быстро, почти украдкой, погладил его, завернул, поднял, прижал к груди. — Я сейчас… положу.
— Постой…
Я быстро отошла, нарвала лопухов, застелила внутри рыжую от глины яму (из нее почему-то пахло картофельными грядками).
Мы вместе уложили кота. И сверху тоже закрыли лопухами. Потом засыпали — мальчишка лопаткой, я ладонями. Слегка прихлопали землю.
— Давай положим сверху дерн…
Мальчишка смотрел вопросительно: не знал, наверно, что такое дерн. Глаза у него были странные — темно синие, с длинным разрезом, почти до висков. Как на портретах персонажей древне-индийского эпоса (а, может, вообще как у инопланетянина). Нос же — совсем не индийский, «ванькин», картошка с двумя дырками… Я лопаткой вырубила прямоугольник земляного слоя с подорожниками и клевером. Мальчишка понял, стал помогать, мы вместе уложили дерновый пласт на глину. Выпрямились.
— А не слишком заметно? — Он опасливо глянул из-за плеча. — Вдруг разроет кто-нибудь. Назло…
— Кто не знает, не обратит внимания…
Кажется, мальчишка всхлипнул. Чуть-чуть.
— Знаешь, все-таки хорошо, что он жил на свете, — сказала я. — Он тебя радовал. Ты будешь его помнить. И получится, будто он все еще живет…
Мальчишка то ли кивнул, то ли уронил голову. Шепнул:
— Да… Я… наверно, буду сюда приходить…
— А как его звали… то есть как зовут?
— Как по правде, не знаю. А я звал «Умка». Он откликался.
— Значит, Умка и есть… А тебя как звать?
Он сказал без охоты, но сразу:
— Лоська.
— Это… от какого полного имени?
— Все-во-лод… — толчками выдохнул он шепот.
— Тогда почему не Сева? — Я говорила, чтобы отвлечь его, потому что боялась: вдруг заплачет (да и сама могла).
— Не знаю… — устало выговорил Лоська. — Так зовут с давних пор… А иногда — «Лосёнок». Это мама…
В нем, несмотря на беспризорный вид, не было никакой ощетиненности. К другому такому попробуй сунуться с вопросами, пошлет на край света и еще добавит вслед. А этот… может, просто обмяк от горя?.. Имя «Лосёнок» ему подходило. Такой же лобастый, губастый, с тонкими ногами-руками и, кажется, доверчивый. Ну, наверно, не со всяким доверчивый, но со мной-то по-хорошему…
— А я Женя. — И добавила, чтобы внести ясность. — Мезенцева.
Лоська понял. И, кажется, чуть улыбнулся:
— Я сперва подумал, что ты парень. Не разглядел.
— Немудрено… — хмыкнула я. В самом деле — волосы, подстриженные по уши, джинсы, мальчишечья футболка. И под футболкой… ничегошеньки незаметно. Разве если только очень приглядеться…
— Нет, теперь-то я понял, — Лоська улыбнулся заметнее. |